Давай поедем в Уналашку

– Пожалуйста, прекратите! Я ничего не понимаю и чувствую себя безнадежно отсталым, – застонал папа.

– Ничего, у тебя еще есть шанс нас нагнать, – утешила его Девица.

– Я не зумер, а мылениал, потому что у меня теперь есть мыльница. А кстати, почему она так называется? – спросил я.

– Да, кстати, почему? – задумалась Девица.

– Понятия не имею, – сказал папа.

Взрослые вечно так: говорят что-то, а сами не понимают, что это значит.

Мыльница оказалась совсем не похожа на мыльницу. Это был маленький блестящий ярко-синий фотоаппаратик, и выглядел он как новенький, а не как что-то, долго валявшееся без дела. Я навел объектив на Девицу. Она сразу выпрямилась, поправила зеленые волосы и улыбнулась. Потом на папу. В кадре он был еще красивее, чем в жизни. Высокий и худой, с аккуратной щетиной и огромным носом. Кстати, я говорил, что у меня папин нос? Я нажал на кнопку и услышал приятный щелчок.

Потом я подошел к окну. Во дворе гулял дядька с собакой. Собака была огромная с длинным пушистым хвостом. Она долго кружила вокруг каменной пустой клумбы, больше похожей на помойку, а потом замерла и с виноватым видом начала какать. Я нажал на кнопку, а мужик достал из кармана пакетик и наклонился, чтобы убрать какашки. Потом я сфотографировал, как течет вода в кране на кухне, крошки на столе, Вильгельма, остатки завтрака, полку в холодильнике и вешалку с одеждой. Девица посмотрела на меня с уважением:

– Настоящий контемпорари арт.

– Чего-чего?

– Современное искусство, – пояснила она. – Никогда не знаешь, это действительно круто или полное фуфло.

Я не до конца понял, что она имеет в виду, но ход ее мысли мне нравился.

– Вам еще не пора выходить? – спросила она у папы.

– Очень даже пора. Одевайся, Морковкин.

И мы поехали на экскурсию. В музее уже были все, кроме Макса.

– Хочешь «Харибо»? – сказал Егор.

– Давай, – сказал я.

– А я сфоткал вставную челюсть своей бабушки, – похвастался он.

– Круто. А я – как собака какает во дворе.

– Вау.

И тут пришел Макс.

– Ну что, все готовы? – спросил он и откашлялся.

– Да! – завопили мы.

– Дорогие родители, на ближайшие полтора часа вы свободны. Можете идти пить кофе.

А мы пошли по лестнице на второй этаж. Фотографа звали Йохан Янсен: по заданию разных журналов он объездил весь мир – даже те места, куда не ступала нога человека. Когда мы вошли в первый зал, я немного расстроился: почти все фотографии были черно-белые, а это скучнее, чем цветные. Но потом я об этом забыл. Сначала я увидел горы, между которыми текла река. Янсен сфотографировал их так, что можно было рассмотреть все их трещинки и морщины. А над горами висели серые хмурые тучи. На другой фотографии был виден кусок айсберга, похожий на крыло какой-то огромной птицы, а рядом у подножия снежной горы в очереди выстроились пингвины. Самый первый пингвин взлетел в воздух в тот момент, когда Янсен нажал на кнопку фотоаппарата.

Макс рассказал, что, снимая пингвинов, Янсен однажды чуть не утонул, а в другой раз, в Африке, на него напал тигр и он чудом спасся. В самом конце выставки висел автопортрет Йохана Янсена. Он стоял в зеленой шляпе и коричневой куртке и держал в руках фотоаппарат. На котором большими буквами было написано AD ASTRA.

Глава 13. Я наконец узнаю, что значит Ad Astra

Интересно, почему одно и то же время в разных обстоятельствах имеет разную длину? Неделя в школе длится ужасно долго, а неделя каникул пролетает за секунду. Разве это честно? Лично я думаю, что нет.

Когда я вернулся домой, все было как обычно, хотя и не совсем. Как обычно – потому что я занимался своими обычными делами. Не совсем – потому что теперь у меня была Девицына мыльница и я фотографировал все, что попадалось мне на глаза.

Крысозаяц никуда не делся и продолжал приходить к нам почти каждый день. Теперь его зубная щетка стояла в стаканчике в ванной, прижимаясь к маминой. Однажды я спросил у бабушки, как она относится к тому, что ее внука вытесняют из его собственного дома.

– Не говори глупостей. Твоя мать заслужила быть счастливой.

– Ей что, меня недостаточно?

– Морковкин, мухи отдельно, котлеты отдельно. Мама тебя очень любит, но ей все-таки нужен не только сын, но и муж.

– По-моему, ей куда больше пригодился бы папа.

– Скажи это своему отцу.

– Вообще-то я имел в виду ее папу.

– У нее нет папы. Нет и никогда не было. Вот и все. Ее папа – я. И мама тоже. Доедай гречневую кашу, – вдруг рассердилась бабушка и дрожащей рукой достала бутылку рижского бальзама. А я положил в рот ложку безвкусной гречки – без соли и сахара. Как же трудно жить. Особенно если ты маленький. Особенно когда тебя заставляют есть кашу. Особенно если твоя мама решила жить с каким-то дурацким Крысозайцем. С противным зубастиком. Со злобным карликом…

Но злобный карла перенес
Меня в сей край уединенный,
Где вечно должен был стеречь
Тобой сегодня взятый меч.

Хм. Как там было в начале? Мой остров тернием порос? Тернием… Колючками… Через колючки к звездам – AD ASTRA.