Потомок античника, прищурив один глаз, жевал лимонную дольку. Вид у него получился задумчивый.
— Хотя как же! — воскликнул вдруг Леонтий Петрович и тут же вытащил из кармана кителя найденную в клетке книжку с бабочками.
— Это оттуда, из-за решетки.
— Это было…
— Да, валялось на полу в клетке. Конечно, я ухватился. Вещдок.
Петриченко покрутил переданный ему томик в руках.
— Джон Фаулз. «Коллекционер». Неплохой, надо сказать, писатель.
— Я думаю, вот почему «коллекционер»: взгляните… э-э… Исаевич…
— Евмен.
— И тем не менее, взгляните на стены. Намек.
— Я уж смотрел, у вас прямо выставка, вызывающая зависть. И со вкусом каким.
— За вкус спасибо, только ведь не выставка, а «коллекция», — Леонтий Петрович поднял палец, — намек, откровенный намек. И как я мыслю дальше: человек этот, садист то есть, осведомлен о моих пристрастиях и занятиях. Может быть, даже бывал в доме. Иронию он выставляет свою этой книгой. Мол, знаю я тебя, нумизмата старого.
Петриченко, улыбаясь, покачал головой.
— Ирония в этом вещдоке, конечно, заключена, но не на то направлена, на что вы думаете.
— А на что?
— Понимаете, здесь, в романе в этом, описывается ситуация, похожая на ситуацию с нашим Романом. Там тоже похищают человека с непонятной целью и запирают. Только не парня, а девушку.
— Вот оно что?
— Да. Надо признать, что наш противник не чужд культуре, почитывает. Скорей всего, садист он идейный. Ход этот с «Коллекционером» не лишен изящества. Своеобразного, конечно.
С этими словами Петриченко открыл книгу и на внутренней стороне обложки обнаружил…
— Как в библиотеке! — воскликнул Леонтий Петрович.
— Похоже, но тут другое, — Евмен Исаевич вытащил из наклеенного карманчика листик тончайшей бумаги, сложенный вчетверо. Это был не библиотечный формуляр, это было…
— Послание, — прошептал Петриченко.
13
Георгий Георгиевич Кулагин обладал абсолютной транспортной памятью. Машина, как по гирокомпасу, шла по узкому каналу дачной дороги. Виды вокруг были уже не избыточно летние, а отчасти осенние. Покорно отсвечивали мелкие лужи, подвергшиеся прикосновению невнимательного августовского солнца. А вот и цель путешествия. Знакомые ворота. Было заметно, что Георгий Георгиевич волнуется. Несколько глубоких вздохов, массирование надбровий. Выбравшись наружу, озабоченно похлопал себя по карманам полупальто. Подошел к воротам, вернулся, закрыл машину. Опять подошел к воротам. Постоял немного. Внезапно угрожающе улыбнулся — видимо, явилась мобилизующая мысль — и нажал кнопку звонка.
— Вы?!
Муж Анастасии Платоновны был искренне удивлен. Но ни в голосе, ни в движениях ни тени паники. Как будто ничего опасного не произошло. Хочешь притворяться — ладно, притворяйся, очкарик. Посмотрим, насколько тебя хватит. Георгий Георгиевич внезапно изменил свой первоначальный план и отказался от лобовой атаки.
— Проезжал мимо, дай, думаю, зайду на кофеек.
— Всегда к услугам, — пожал плечами хозяин и отступил в сторону, давая возможность пройти гостю. Георгий Георгиевич решительно вошел, внимательно оглядываясь по сторонам.
Какой огромный все-таки участок. Как много укромных мест. И листья еще почти не облетели. В глубине, за темными тихими липами, угадывались какие-то дощатые строения. Гараж? Сарай?
— Проходите, проходите, — хозяин, изогнувшись, толкнул дверь. Вот наконец и она, та самая кухня. Вот и дверь на скандальный второй этаж.
— Садитесь. Я мгновенно.
Газовая горелка загудела, как сгущенный пчелиный рой. Муж Анастасии Платоновны, поймав дужку очков возле виска, внимательно рассматривал кофейные банки и коробки. Казалось, он полностью сосредоточился на этом занятии. Какова, однако, выдержка. Георгий Георгиевич в свою очередь рассматривал его. Итак, мужчина лет сорока, подтянутый, уверенный в себе. Насколько он старше Насти? А насколько старше я? — внутренне усмехнулся Георгий Георгиевич. И нервно забарабанил ногтями правой руки по крышке стола.
— Пожалуй, для утреннего часа лучше всего подойдет этот. Настоящий колумбийский.
— Скажите, Василий, а вы давно здесь живете?
Хозяин обернулся, помедлил с ответом, видимо, мысленно измеряя глубину подтекста. Усмехнулся.
— Довольно давно. Навряд ли вам это известно, так вот: вначале я был просто сторожем на этой даче. Я, знаете, из очень небогатой семьи, так что, поступив в аспирантуру и оставив основную работу, вынужден был подрабатывать. Уж не помню, кто мне посоветовал эту должность. Она меня замечательно устраивала. И деньги, и кров. Почему вы куртку не снимете?
— Это полупальто.
— Почему не снимете ваше полупальто?
— У вас не жарко.
— Да, август в нынешнем году с октябрьским оттенком. Сам я привык к спартанской обстановке, — ведя рассказ, бывший сторож мастерски орудовал у плиты, на него было приятно смотреть. — Одно только исключение — кофе, это моя непреодолимая слабость. Но, согласитесь, человек без слабостей — это уже и не вполне человек.