— Так вот, я сделала выбор. Правда, смерть облегчает такие вещи. Я готова была стать на его сторону. Вчера вечером я наконец собралась с силами и поехала к нему. Как ты видишь, не задумываясь предала тебя. Я была уверена, что в этот-то раз найду слова, которые все расчистят, и если у него есть хотя бы капля искреннего ко мне отношения, это даст нам шанс.
— Капля? — у Георгия Георгиевича перехватило горло. — Но у меня же к тебе… и ты бы бросила меня не задумываясь, если бы он…
— Не задумываясь.
Анастасия Платоновна поправила халат и вернулась к прерванному сеансу.
Кутюрье надрывно захихикал в прижатые к лицу ладони. Затих. Сорвал ладони с перекошенного лица, но заговорил на удивление спокойно:
— А почему он, собственно, проживает на твоей даче, бывший твой муж?
— А это не наша дача, ведомственная. Осенью его вышвырнут оттуда. Как собаку. Но… ты не это ведь хотел спросить. Ты хотел узнать, что я там за диво дивное увидала вчера, если дошла до того, что облевала всю твою голубую ванную. Ну, что же ты?
— Что «что же»?
— Почему ты не спрашиваешь?
Георгий Георгиевич потер виски.
— Спрашивать-то я спрашиваю. Знаешь, я ведь тоже там как-то бывал. Когда мы еще не решили быть вместе. Чувствовал, что ты мечешься. Заподозрил, помчался… А там сидит в сторожке безумная старуха и песенки военные поет.
Анастасия Платоновна опять крутнулась на сиденье.
— Какая еще безумная старуха, что ты несешь?!
— Сидит и поет «Горит свечи огарочек».
— Да не старуха, а…
17
— Ну?!
Место действия: неизбывная коммунальная комната Леонтия Петровича. Действующие лица: подполковник, Евмен Исаевич Петриченко, его редакционные друзья (стоят у двери, руки за спину) и куча перепуганного человеческого шлака на стуле. Слезы, сопли, испуг в глазах, в движениях, в голосе. Ничтожество.
— Я уже все рассказал.
Петриченко спрятал в карман свой платок и неуверенно спросил у подполковника:
— Может, не врет?
— Это что же — поймали, а он не он?!
Журналист подергал своими маленькими усиками.
— Все-таки я склонен считать, что этот маньяк — человек неглупый. Не явился бы он на такую встречу.
— Но вы же сами говорили, Евмен Исаевич.
— Или, по крайней мере, не так бы явился.
— Удивляюсь вам.
— Я допускал такую возможность, было, не отрицаю. Но теперь вижу, что зря допускал.
Подполковник и сам уже понял, что эта падаль не годится в настоящие злодеи. И потом, этот запах застарелого перегара, он стал бурно исходить из тела, когда пойманный понял, что попал в скверную ситуацию. Пьющий человек никогда не провернет такую сложную комбинацию и даже не задумает. У него нет сил сосредоточиться.
Леонтий Петрович почесал кончик носа. Что бы там ни было, исконного гада все равно надо искать! Он схватил похмельного обманщика за щуплое плечо и повертел перед его носом скомканным посланием.
— Кто тебе дал это?
— Я же уже говорил. Парень вчера на остановке. Дал денег и сказал, что даст еще.
— Много денег?
— Уже кончились.
— Парень, говоришь? — вступил в разговор Евмен Исаевич.
— Парень. На остановке.
— Такой небольшой, худощавый, да?
— Нет, наоборот, громила, — допрашиваемый развел руки, показывая, видимо, ширину плеч громилы.
— То есть как? — возмутился Леонтий Петрович. — Рома совсем не так его описывал. Их что, целая шайка?
— Могло просто быть два передаточных звена, — задумчиво сказал Петриченко, снимая очки, — наш контрагент весьма-а осторожен.
Тяжело дыша, подполковник налил себе заварки в чашку и жадно выпил.
— Знаете что, давайте не будем пока гадать, давайте прочтем сначала письмо, «послание» это. Думаю, многое прояснится само собой.
Леонтий Петрович, не говоря ни слова, протянул письмо Петриченке. У него не было сил что-либо Читать сейчас.
18