Давай полетим к звездам!

- Врун! – она отстранилась и легонько шлепнула меня ладошкой по губам. – А на Ленку Егорову кто на вечеринке в прошлое воскресенье пялился? Я все видела, Луганцев!

- Ну, дорогая… - я сделал вид, что растерялся. – Сравнение в итоге оказалось не в пользу мадемуазель Егоровой…

- Смотри мне! – Инга шутливо пригрозила пальцем. – Чтобы впредь никаких Егоровых, ясно?

Мы пересекли улицу Алабяна и подошли к трамвайному кольцу.

- Нам нужен трамвай двадцать восьмого маршрута, - сказал я. – Он доезжает почти до самой проходной комитета.

- Жаль, что у тебя только один пропуск, - Инга вздохнула. – Было бы интересно взглянуть на этого загадочного Королевина. О нем ходит столько слухов…

- Ну, теперь он перестанет быть таким уж загадочным, - усмехнулся я. – Некому Мартыну Луганцеву поручено приоткрыть завесу тайны и явить миру нашего конструкторского гения…

- Мартик, ты не очень-то задавайся, - Инга щелкнула меня пальчиком по носу. – В Москве о Королевине знают почти все, кому интересна космонавтика. Режим секретности в отношении наших ученых уже давно существует только на бумаге.

- Ты права, - согласился я. – А в зарубежье опубликованы не только статьи о Королевине и его вполне сносные фотографии, но даже вышли две или три книги о нем.

Подкатил трамвай. Мы загрузились внутрь красно-желтого вагона, и трамвайчик резво побежал вдоль Волоколамского шоссе. Справа мелькнул учебный корпус Московского авиационного института, потянулась вереница жилых многоэтажных домов. Затем трамвай повернул влево, прогрохотал колесами по небольшому мостику над железной дорогой и нырнул в зелень парковой зоны.

- Ты хоть представляешь, куда идти? – спросила Инга.

- Примерно, - я улыбнулся:

- “А в переулке забор дощатый,

Дом в три окна и серый газон…

Остановите, вагоновожатый,

Остановите сейчас вагон”.

- Гумилев, - угадала Инга.

Потрепанный, еще довоенного издания томик стихов Николая Степановича постоянно лежал у меня на рабочем столе. Когда отчаянно “не писалось”, а было нужно накропать очередной опус в газетный номер, я наугад открывал гумилевский сборник и читал. Иногда помогало. Нужные слова всплывали из ниоткуда и постепенно складывались в статью. Мишка Соколов язвительно хихикал: “Поэзия как детонатор журналистского творчества! Ну, ты даешь, Луганцев!”

- Солнце, мне пора выходить, - я поцеловал Ингу в ушко. – Вечером сходим в киношку?

- Лучше погуляем. Ты мне позвонишь?

- Угу, - я кивнул. – Как только закончу разговор с Королевиным.

Мы простились, и на следующей остановке я вышел из трамвая.