Давай сыграем в любовь

Выдыхаю, давая ей и себе передышку. Опрокидываю в себя рюмку чистого абсента. И иду следом за Кирой.

В туалете она одна, смывает с лица макияж, слегка покачиваясь на высоких каблуках. Снова пьяна? Обнимаю ее со спины в тот момент, когда она готова рухнуть на пол, и тихо хмыкаю. Похоже, это становится традицией — ловить ее. Она тут же разворачивается в моих руках, вцепляется в футболку, губы кусает. Лицо влажное от воды, ресницы дрожат и пульс на ее запястьях рвет артерии. Провожу ладонями по ее предплечьям, и под моими пальцами вырастают колкие мурашки. Она вся дрожит. И сейчас такая беззащитная, что моя идея кажется полным дерьмом. И я буду дерьмом, если сделаю это с ней, вот такой откровенной в своем желании, которое прячется на дне синих глаз.

— Что с тобой, Кира? — и голос хрипнет.

А она хнычет, как маленькая.

— Мне…плохо.

— Где?

Ее лихорадит, это точно. Но она ловит мою руку и кладет ладонь на низ живота. И тут же сводит ноги, выдыхая стон удовольствия. Твою мать! Ну что за идиотка?

— Здесь…плохо. Хочу…тебя. До боли, до сумасшествия. Всегда хочу.

Она говорит тихо, без хитрости и уловок. Положив на ладонь свою душу и протянув мне. Делай, что хочешь, Клим.

— Ты торчишь в моей голове, Клим Чехов. Спишь в моей постели с той самой ночи. И это не жизнь, а мазохизм какой — то. Я больше не хочу так.

— И как же ты хочешь?

— О… — на искусанных губах растекается соблазнительная улыбка. Тоже мне, роковая женщина. — Я знаю много…хм…способов.

И убивает меня нахрен своим откровенным взглядом. А потом садится на тумбу раковины и раскрывается для меня так легко, словно всю жизнь ждала именно меня. И член в штанах дёргается от шикарного вида. Она красивая…там. Аккуратная, спрятанная половыми губками, как лепестками самого нежного цветка. А когда раздвигает их…розовая, истекающая влагой плоть. Манящая. Желанная. С чуть припухшим от возбуждения клитором, который дико хочется вобрать в рот, прикусить, выбивая из Киры гортанные стоны.



Не женщина, а чертово искушение. Сладкое. Желанное. И я хочу ее так же сильно, как она меня. И это желание побеждает в короткой схватке со здравым смыслом. Не разрывая взгляда, ввожу в нее два пальца. И едва не кончаю прямо в трусы от того, какая она тугая. Обнимая мои пальцы так тесно, что я едва сдерживаюсь, чтобы не заменить пальцы членом.

Твою мать, Клим! Включи уже, наконец, мозги. Выдыхаю. Раз уж она так просит меня внутри — мне ничто не мешает кое-что проверить. Осторожно кладу вторую ладонь на живот, надавливаю, ощупывая матку. И замираю, не обнаружив правого яичника. И трубы правой, похоже, нет. Перевожу дыхание.

— Что ты… — напрягается Кира, но тут же громко стонет, когда я нащупываю ее чувствительную точку, массирую. Она прогибается, еще шире раскидывая ноги. Пальцами вцепляется в края тумбы, закусывает губу и… смотрит. Так развратно смотрит, как я опускаюсь перед ней на колени, стягиваю ее с тумбы. Она стекает мне в руки. Пришпиливаю ее к тумбе. Одну ногу ставлю на плечо, раскрывая ее еще больше. Влажную, припухшую от желания. И нереально красивую.

Чертова женщина! Не знаю, кто она и что задумала, но сейчас…сейчас я просто хочу почувствовать ее вкус во рту. Накрываю ее плоть ртом, втягиваю твердый клитор, языком провожу между складочек и ныряю в тесную глубину. Слизывая ее соки. Сходя с ума от ее вкуса.

Вылизываю ее плоть, то толкаясь внутрь кончиком языка, то прихватывая зубами клитор. Еще и еще. И Кира подается навстречу моему языку, насаживается на него, как на член. И я с трудом подавляю желание дать ей то, что она хочет. Втягиваю в рот ее набухший клитор, оттягиваю и резко отпускаю, губами ловя ее сладкий оргазм. Выдыхаю рвано, когда она буквально падает мне в руки. Ее потряхивает от пережитого и короткие судороги катаются под ее влажной кожей. На губах маленькие ранки от зубов, на ресницах дрожат слезы. Поднимаюсь, касаюсь ее губ, почти невесомо. Пальцами скольжу по бедру и делаю то, зачем искал ее — коротким рывком ввожу в ее бедро иглу. И целую ее, голодно, дико, деля с ней свое рваное дыхание.

Пока она не обмякает в моих руках. Уснувшая крепким безмятежным сном. Что ж, ее пробуждение будет не таким радужным.

Подхватываю ее на руки и снова выхожу через служебный вход, к которому меня выводит бармен.

Замираю на крыльце, жду, пока Кот подгонит машину ближе.

— Еще раз тронешь ее — кастрирую, — бросаю напоследок бармену.

Кот гонит, как сумасшедший, хотя опасности нет. Простое снотворное, от которого она проспит до утра. Выспится и выложит мне всю правду.

Но утром она просыпается измученная и потерянная, словно после долгой болезни. А я как дурак просидел у ее кровати всю ночь, изучая. Вспоминая ее вот такую раскрасневшуюся и умиротворенную после нашей брачной ночи. И только на рассвете я ловлю себя на мысли, что всю ночь думал о ней, как о своей Незабудке. И это почему-то злит. Это заставляет защелкнуть на ее запястье наручники.

— Зачем? — спрашивает тихо.

— Все просто. Я хочу знать, кто ты, Кира? И что тебе от меня надо?

— Мне нужен ты, — выдает совершенно искренне.