Давай сыграем в любовь

— Доброе утро, — улыбается он, совершенно одетый.

— Доброе? — скольжу по нему взглядом. Лежит на боку, подперев голову рукой, в длинных пальцах другой — темное перо. Мурашки тут же оживают и разносятся табуном по разгоряченной коже от его чернильных глаз. В них — смех и похоть. Жажда и обещание. Тянусь к нему руками, но он уворачивается, падает на спину, мазнув по соску кончиком пера.

Ох, мамочки… Сотни маленьких иголочек впиваются во вмиг затвердевшую горошину, отзываются точечным разрядом в пульсирующий клитор. И, кажется, будто сердце бьётся уже не в груди, а между призывно распахнутых бедер. Толчок, ещё один. Я вся горю, истекая вязкой влагой. Ощущая, как она стекает между ягодицами, щекочет тугое колечко моей попы.

Губы пересыхают, и я жадно облизываю их, а пальцы сами находят твердые соски. Сжимают до онемения, выкручивают и отпускают, срывая с губ низкий гортанный стон. И все это глаза в глаза. И Бесу нравится то, что он видит. В глазах полыхает адово пламя, плавящее тело, словно воск. Я растекаюсь по постели, ерзаю в предвкушении, но он не спешит, оставаясь сторонним наблюдателем.

Сгибаю ногу в колене и нащупываю его твердость. Потираю, продолжая играть с грудями: сжимаю их ладонями и кончиком язычка постукиваю по «штангам» в сосочках.

Горячие пальцы ложатся на бедро, оглаживают нежно, подбираясь к самому заветному, жаждущему его прикосновений.

Одним движением Бес оказывается сверху, придавив меня собой. Задыхаюсь от его тяжести и тут же обнимаю ногами и руками. Ещё ближе. Трусь промежностью о его твердый член, как какая-то нимфоманка. Мне нужен его член. Большой, твердый. Во мне. Прямо сейчас.

— Бес… — молю, цепляясь пальцами за его рубашку.

Его губы накрывают рвущуюся на шее жилку, втягивают кожу до боли. Открываю ему шею, позволяя оставить метку. Все, что угодно, лишь бы не останавливался. Его рот опускается ниже, прокладывая влажный след на груди. Прикусывает кожу под грудью и тут же зализывает. Снова и снова. Клеймя укусами и поцелуями. Лаская нежностью перышка. Заставляя извиваться под ним, вымаливая пощаду. И тут же просить не останавливаться. Его рот алчен до моего тела, руки нежны и игривы. Ласкают и мучат, не доводя до края самую малость. Одно касание, одно движение. Мне нужен он. Весь. Целиком.

Но он снова меня переигрывает. Ловит затуманенный похотью взгляд, двумя пальцами собирает стекающую по половым губкам влагу, слизывает ее, как самый вкусный нектар и…проводит кончиком перышка по стопе.

Пальчики поджимаются, жар поднимается по ногам, плавит вены, огненным шаром стекается в низу живота и взрывается подобно вулкану, излившись горячей влагой.

— Вот теперь точно доброе утро, — хрипло смеётся Клим, любуясь моим телом, на котором алеют следы его укусов. Не Бес, а вампир просто.

А я все ещё тяжело дышу. Со мной ещё никогда такого не было. Кончить от щекотки. Сумасшествие какое-то.

— Ты меня обманул.

— Разве? — выгибает свою идеальную бровь. Хмыкает и проводит ребром ладони между половых губок. Там до сих пор горячо и мокро. Очень мокро. Клим слизывает с ладони мою влагу и жмурится, как сытый кот. — А по-моему здесь все шикарно. Даже не ожидал…

— Чего?

— Что ты такая фетишистка.

Кладет на мой живот перо и спрыгивает на пол.

— А сейчас давай, поднимай свою хорошенькую задницу и бегом в душ. Завтрак внизу. А я убегаю.

Наклоняется, коротко целует в нос.

— Не жди. Буду поздно.

Киваю машинально, не отрывая взгляда от черного пера на светлой коже. Похоже, я действительно стала фетишисткой, потому что при мысли о том, что Клим делал со мной этим перышком, я снова возбуждаюсь.

Чертов Бес!

Мало того, что снова остался неудовлетворённый, так ещё и «не жди меня, буду поздно». И что это значит?

Вскакиваю на постели, запутываюсь в простыне, чуть не падаю.

— Клим! — ору на весь дом. — А ну стой!

Вылетаю из спальни и врезаюсь в твердое тело мужа. Отшатываюсь, опасно покачнувшись. Он ловит меня одной рукой, прижимает к себе.

В черных глазах — тревога. С чего бы?

— Что случилось? — в голосе напряжение.

— Скажи-ка мне, муж мой, куда это намылился субботним утром? — рычу праведным гневом. Что там Шут про принцессу говорил? Золушка? Ха-ха. Драконесса, как пить дать. Жутко злая и неудовлетворенная. Или он думал, мне его перышка будет достаточно? Не на ту напал.



— Ревность тебе к лицу, — смеётся, — жена.

Припирает к стенке. Приходится запрокинуть голову, чтобы поймать его взгляд, на дне которого бесы пляшут ламбаду.

Что? Ревность? Размечтался.

— Мне просто интересно, — строю совершенно невинное лицо, как будто не я минуту назад орала, как потерпевшая. — Куда тебе так срочно приспичило в таком, — кладу ладонь на его все ещё напряжённый пах, — интересном положении? Я могу…

— Это вряд ли.

— Ну и проваливай, — фыркаю обиженно и подныриваю под его руку, — муж. Объелся груш, — добавляю уже в спальне.

— Терпеть не могу груши, — слышу жесткое за спиной.

Морщусь и понимаю, что тоже не ем груши. Не потому что не люблю, а потому что при слове «груша» в голове словно вспыхивает красная лампочка: опасность.