Я приподнялась на локтях, наблюдая за привычной картиной: квадратик фольги, кружочек латекса, раз-раз-раз — и все надето. Оскар обернулся ко мне, но только собрался продолжить, как я остановила его решительным:
— Я хочу сверху.
Оскар с ярко выраженным удивлением приподнял брови.
— И еще я хочу тебя привязать.
— Серьезно? — он засмеялся, но послушно оглянулся по сторонам, будто ожидая увидеть развешанные где-нибудь — ну хоть на елочке — веревки. — Галстук?
Я только хотела сказать, что лучше галстук, чем гирлянда, как Оскар вдруг поднял палец, будто говоря: «одну минуточку». И с видом фокусника снова отодвинул ящик.
Я заглянула туда вместе с ним.
В самой глубине тускло блестел металл.
— О боже, откуда у тебя наручники? Ты что, скрытый бдсмщик?
Оскар пожал плечами.
— Не поверишь, — сказал он. — Прихватил у Герхарда.
В первый момент мне стало противно — вернулись воспоминания. А в следующий я решила, что это отличный шанс исправить полученную психологическую травму
— клин, как говорится, клином. Тем более что на этот раз прикована буду не я.
— Доставай, — я хищно облизнулась.
— Когда ты так смотришь, я начинаю думать, что тебя не кормили.
— Ложись, — я перехватила у него наручники. Пока Оскар стягивал брюки, принесла скинутый галстук. Пригодится.
Оскар дал себя приковать, но чувствовал себя неуютно: было заметно по быстрым движениям глаз, по тому, как он облизал губы, будто собираясь пошутить, но ничего не сказал. А я, оседлав его, старательно затягивала галстук на его другой руке и ощущала, как нарастает возбуждение.
Видеть этого крупного, сильного мужчину в таком беззащитном положении, абсолютно голым, в позе распятого — предвкушение дурманило голову и горячило промежность. Не говоря уж о том, что сидя верхом на Оскаре, я прикасалась к нему самой нежной частью тела.
— Попробуй вырваться, — предложила я для проверки. Как могла безмятежно, чтобы Оскар ничего не заподозрил.
Он послушно подергал привязанной галстуком рукой, но узел держал крепко. Длинные пальцы попытались дотянуться до узла и беспомощно схватили воздух.
— Надеюсь, ты не защекочешь меня до смерти, — пошутил Оскар.
— А ты боишься щекотки?
— Только не спрашивай об этом таким радостным голосом. Ай, перестань! — он затрясся в смехе и скорчился, как креветка, когда я легонько провела ногтями по его ребрам.
— Отлично, — заулыбалась я.
Стащив с его члена резинку, я бросила ее в мусорку. Несколькими движениями языка привела агрегат в боевую готовность. Провела несколько раз головкой по нижним губкам, дразня, но не позволяя войти.
Оскар следил за мной затуманенным блестящим взглядом. Его прерывистое дыхание заставляло что-то глубоко внутри меня довольно урчать. Наконец, не отрывая взгляда от лица Оскара, я медленно стала насаживаться на его член.
Оскар издал низкое, тягучее, протяжное: «М-м-м…» — от которого у меня самопроизвольно сжались внутри мышцы.
Реакция последовала незамедлительно:
— О-ох… жестокая женщина.
Ничего не отвечая, я наклонилась вперед, сама готовая взорваться от каждого плохо вымеренного движения. Приподнялась и опустилась, медленно, плавно, наблюдая за лицом Оскара, за его глубоким темным взглядом, не отпускающим меня.
— Ближе, — шепнул он.
Угадав его желание, я послушно подалась к его лицу, исторгнув из супруга еще один хрипловатый стон. Оскар поймал ртом твердый, молящий о прикосновении сосок. Сильно сжал губами, одновременно быстро двигая языком. Теперь застонала я, когда сладкий спазм от груди слился с тугой конвульсией внизу живота. Ох-х…
Черт. Мой план…идет не по плану.
Я отстранилась, заставив Оскара выпустить грудь. Оставаясь в той же позе — крепко оседлав мужа, ощущая его внутри — подхватила его рубашку. И набросила Оскару на лицо.
Не покрывало, конечно, но сойдет.
Но этот наглый самец, самовлюбленный высокомерный мужлан вместо того, чтобы смутиться или понять, как был неправ, или разозлиться — только расплылся в широкой улыбке. Рубашка легла ему на глаза, так что губы и подбородок были открыты взгляду, любуйся не хочу.
И эти губы вдруг произнесли:
— Я тебя люблю.
У меня перехватило дыхание. Я даже не сразу поверила своим ушам. Он это сказал? Он…
— Это нечестно.
Я стянула с него рубашку, всмотрелась в глаза. Отчаянные, решительные, слегка обеспокоенные и одновременно лихие.
— Ты как будто впервые в жизни признаешься в любви.
Оскар усмехнулся. Беспокойство в его глазах затопила всегдашняя уверенность.
— Может быть, — он потянулся навстречу, требуя поцелуя.
Я склонилась навстречу, волосы соскользнули с плеч и упали, пологом отгораживая нас от мира.
И сразу ведущая в поцелуе роль перешла к Оскару. Прямо удивительно, как ему это удавалось, будучи прикованным — целовать так настойчиво, вызывая к жизни все самые низменные желания. Внутри у меня жарко гудело от этих поцелуев, от ощущения его внутри, от этого его безумного, полного страсти взгляда из-под полуприкрытых ресниц.