Давай вместе

Всю дорогу до Брайтона мы болтаем как старые приятели, словно ничего и не было. Рассказываем друг другу о каникулах и отпусках, о родителях. Лед между нами растаял без следа. Потом идем по городу по направлению к пляжу, все так же оживленно и непринужденно беседуя. Вода сверкает на солнце, повсюду раздетые люди, воздух пахнет летом, печеньем и сладкой ватой, которую продают в ларьках на пирсе.

Что-то есть в этой летней безмятежности, и вот я уже словно вернулась в детство и жалею, что не взяла ведерко с совочком. И мне хочется просто дурачиться. Джек тоже явно не против. Я хватаю его за руку и тяну к пирсу, чувствуя себя пятилетней девчонкой, а он мой сообщник, с которым мы сбежали на качели. На пирсе мы от души повеселились — перемазались фруктовым льдом, вставляли головы в картонные декорации для фотографий и смеялись до упаду. Да, это, может быть, и не круто, и мы ни разу не упомянули вчерашний вечер, но все это не имеет никакого значения. Мне просто хорошо — мы выбрались из душного Лондона, уехали от всех на свете, и я так расслабилась, что забыла о глупых условностях и своем намерении произвести на него впечатление. Он рядом со мной, и этого достаточно.

К тому моменту, когда мы ввалились в зал игровых автоматов, Джек окончательно впал в детство и я потешалась над его ребячествами. Удивительно, как много можно узнать о человеке, застав его за игрой в автогонки. Вся сущность выходит на поверхность, и я понимаю, что Джек:

а) любит соперничество;

б) не умеет проигрывать.

Даю себе слово никогда не играть с ним в «Монополию».

— Сейчас я тебе задам жару, — говорит великий Шумахер-Росситер, опуская монетку в автомат.

— Да что ты? — удивляюсь я, удобнее усаживаясь в кресле. — Это мы еще посмотрим.

И мы стартуем по трассе Монако. Я посматриваю на Джека, вижу, как он старается сладить с управлением и от напряжения кусает губу. Я пытаюсь не распускать сопли от умиления, потому что очень хочу обогнать его. И, по счастливой случайности, выигрываю. Три раза.

Спасибо тебе, Господи. За мной должок.

Джек не может этого пережить. Он всерьез выходит из себя, когда я отказываюсь от четвертого заезда, не дав ему возможности отыграться.

— Главное вовремя остановиться, когда ты в выигрыше, — поддразниваю я его и выбегаю на улицу.

Джек практически роет землю копытом. Я даже жду, что он сейчас закричит: «Ты же девчонка!» Но, несмотря на это, я чувствую, что он приятно удивлен моей проворностью. Оглядываюсь через плечо и самодовольно ухмыляюсь:

— Ладно, Джек, хватит дуться. Все, он за мной погнался, а я убегаю от него, визжа и стараясь не сшибить по дороге детей и бабулек, мимо ярмарки, бегу до самого конца пирса. Он меня догоняет, прижимает к перилам и рычит, но на лице широкая улыбка, и вдруг мы начинаем бешено целоваться, как подростки — зубы в зубы, путаясь в своих оранжевых от мороженого языках. Мимо проходит компания мальчишек, и, глядя на нас, они кричат: «Ф-фуу!» Мы улыбаемся, и Джек отпускает меня. Шорты у него встали домиком, и мы оба хохочем.

Он перегибается через перила и смотрит в воду. Я переворачиваюсь и опираюсь на перила спиной. До нас доносится грохот вагончиков с американских горок на ярмарке. Слышно, как поезд резко съезжает вниз под восторженные крики детей. — Ты красивая и необыкновенная, — вдруг говорит Джек, — у тебя самая удивительная улыбка на свете.

Я щурюсь одним глазом от солнца и смотрю на него. Это первый серьезный комплимент с его стороны, и я потрясена. Он смущается и пытается сгладить момент:

— Вот бы нырнуть сейчас.

Но я не могу ничего ответить, потому что от счастья потеряла дар речи.

Он берет меня за руку. У меня мокрые ладони, и я пытаюсь высвободить свою руку. Он это замечает, но еще крепче сжимает мои пальцы и целует их.

— Ну, пошли на пляж, — подмигивает он.

По-моему, быть взрослой очень трудно. Труднее, чем сдавать экзамены в школе, потому что к взрослой жизни тебя никто не готовит. Никто не предупреждает, что однажды, когда тебе стукнет двадцать с небольшим, все будут относиться к тебе по-другому. Будут считать тебя взрослой и ожидать от тебя соответствующих поступков. Придется самой справляться со всеми обязанностями, платить по счетам, принимать важные решения. Хуже взрослой жизни может быть только одно — взрослая незамужняя жизнь.

Я понимаю, что нельзя так говорить. Понимаю, что должна относиться к этому спокойно. Я читаю достаточно ханжеских дамских журналов и знаю о своих обязанностях: в девяностые годы нашего века незамужняя женщина должна быть самодостаточной и независимой личностью, самостоятельной во всех аспектах жизни, в том числе в ремонте сантехники и холодильников, обязана иметь успешную карьеру, приличное финансовое положение, уметь противостоять любой критике и быть довольной собой — ибо это способствует духовному росту.