Сила Шушкалова была в мягкости обхождения. Он никогда ничего не требовал. Упоминал о тёсе, стекле, гвоздях, электропроводке так, между прочим, и у тех, к кому он обращался, создавалось впечатление, что этот обворожительно улыбающийся человек заглянул лишь для того, чтобы рассказать несколько интереснейших историй, посочувствовать — ах, как я вас понимаю, ах, как вам трудно приходится! — и пригласить на спектакль, причем обязательно с супругой. И только много позже обвороженный и заласканный хозяйственник приходил в себя и вспоминал, что как-то незаметно для самого себя подмахнул накладную на ящик остродефицитного оконного стекла. Причем даже досады не испытывал, а только мечтательно вздыхал: «Вот бы нам такого Павла Андреевича в снабженцы или толкачи! Он и звезду в ладонях принесет — не обожжется».
Но какое же колесо без чеки! Коли есть директор, то должен быть и главный администратор. И Павел Андреевич переманил из оборонного театра миниатюр Степана Степановича Драго.
У Драго болгарская кровь, вулканический темперамент, а голова набита множеством неосуществимых проектов. Но не это главное. Степан Степанович — добрейший человек, убежденный, что артисты — беспомощные дети, о которых он обязан заботиться. И еще: он обожает и понимает оперное искусство — несколько лет проработал администратором театра имени Станиславского и Немировича-Данченко и очень гордится своей дружбой с Юницким, Канделаки, Танечкой Юдиной, Машей Сорокиной и другими. А жена его, Нина Георгиевна, — бухгалтер, тоже работала в театре. Так что Шушкалов одним ударом укрепил и административные, и финансовые кадры будущего театра.
И еще одна личность появилась среди пыльного хаоса и нахально шмыгающих под ногами крыс только что обретенного помещения. Хилый старик в канотье и пожелтевшем крахмальном воротничке, подпирающем унылое, в лиловых склеротических жилках личико. Ну точь-в-точь Паниковский, перебравшийся после неудачной операции с гусем из Арбатова в Пензу. Селивестр Рудольфович Лупинский. Абориген. Интеллектуал. Правая рука Драго по распространению билетов. В историческом прошлом — присяжный поверенный, то есть человек, привыкший быть на «ты» с юриспруденцией. И Пензу знает, как собственную ладонь. Одним словом, опора. Но когда «опора» запродал несколько сот билетов на «Демона», который только еще подготовлялся, вместо той же «Русалки», да еще перепутал числа, и зрители хотели взять штурмом Облдрамтеатр, где в этот вечер шел свой спектакль, Шушкалов вызвал Драго и коротко приказал: «Уберите этого, вашего, в канотье!» Но состраждущий Степан Степанович умолил директора оставить бедного старика хотя бы на ролях курьера, и с того, рокового для него, дня Лупинский бродил по городу с потертым портфелем из свиной кожи, заказывал в типографии афиши, вызывал артистов на репетиции и разносил по учреждениям почту.
Одним из первых проектов, выдвинутых Степаном Степановичем, была попытка пополнить жидкие фонды костюмерной и бутафорской. Ведь если исключить то немногое, что удавалось с великим трудом вырвать у заведующего облторготделом Зелепухина и сберегалось в сундуках Вазерского и Харитоновой, вылупливающийся из яйца театр оперы был гол как сокол. А между тем репертуар его расширялся, и каждый подготавливаемый спектакль требовал соответствующих одеяний.
Появление в труппе новых хороших певцов позволило замахнуться и на такие сложные оперы, как «Пиковая дама», «Фауст» и «Кармен». Все они нуждались не только в костюмах, но и во множестве самых разнообразных предметов, как-то: веера, старинные пистолеты, кружева, фальшивые бриллианты, длинные перчатки, искусственные цветы, лорнеты и т. д. и т. п. А где их взять? И тут поистине гениальная идея осенила главного администратора.
— Вы спрашиваете, где их взять? — наскакивал он на Шушкалова, который ничего не спрашивал, а, откинувшись на спинку кресла, обозревал потолок. — Проще простого! И вам, Павел Андреевич, это ничего не будет стоить, кроме денег, которые придется заплатить. Но у вас же они есть!
— Допустим, есть. Но мы же не можем понаделать из кредитных бумажек веера, не говоря уже о дуэльных пистолетах, — вяло сострил директор, и лицо его продолжало сохранить трагизм выражения, как у Лира, узнавшего а свинье, которую подложила ему старшая дочь.
— При чем тут пистолеты! — горячился Драго. — Я знаю, что вы сейчас думаете, Павел Андреевич. Вы думаете, что Драго — дурак. А он вовсе не такой дурак, как вам кажется, и сейчас…
— Мне ничего не кажется, Степан Степанович, — вздохнул Шушкалов. — Но давайте по существу. Мне к Королеву надо идти.
— А вы не перебивайте меня, Павел Андреевич, а то я только отдаляюсь…
— Так приближайтесь же, черт подери!