Давай встретимся в Глазго. Астроном верен звездам

— Так это же здорово! У нас ребята поплясать во как любят. И не побоялись ее отпустить на передовую?

— Она у меня человек самостоятельный. Решила и поехала. А бояться за нее особых оснований, по-моему, нет. Артистов на передовую не пустят.

— Ну, это как сказать. Под Калинином фронт что слоеный пирог. Не разберешь, где немец, где мы. Вы, конечно, не очень расстраивайтесь, потому как гостей у нас оберегают. Но передний край — это и есть передний край. Всяко бывает.

Тревога за Тасю кольнула сердце Муромцева. Впервые он подумал об опасностях, которые ее там обступают. Бомбежка с воздуха, артиллерийские обстрелы, стремительные атаки и контратаки противника… Да мало чего еще! Понятия переднего края, глубоко эшелонированной обороны, прифронтовой полосы для Дмитрия оставались весьма абстрактными. Вот Пенза — так это действительно глубокий тыл, хотя и над ней пролетают фашистские самолеты. А каким же может быть тыл на фронте? И вовсе не ко времени вспомнил Дмитрий об Аркадии Гайдаре, о Лапине и Хацревине, еще в конце прошлого года погибших на фронте. Писатели. Уж, во всяком случае, их там старались оберечь. Но ничего не получилось. Несчастный случай? Да, но случай стреляет, взрывается под ногами, швыряет с неба убивающую сталь. И как-то незаметно множится и превращается в одну из закономерностей войны.

Таська, Тасенька моя, как-то ты там сейчас?!

…Тася уже побывала под обстрелом.

В зенитной батарее — праздник. Сбили семь фашистских самолетов, Тася приехала к зенитчикам, «почистить» концерт, поговорить с ребятами. Когда же наступила пора возвращаться, ей предложили:

— Мы вас, Настасья Алексеевна, на мотоцикле доставим. Он, правда, без коляски — придется вам верхом ехать, зато в один момент! Не возражаете?

А чем плохо на мотоцикле!.. Вот на авиационных бомбах ехать было немного беспокойно. Ее тогда посадили в кузов могучего «студебеккера» на что-то округлое и чрезвычайно твердое, упрятанное под брезентом. В пути порядком встряхивало, и Тасе казалось, что под ней шевелятся какие-то железные кочки. Пробалансировав всю дорогу, Тася по приезде на место поинтересовалась, что было под брезентом.

— Фугасные бомбы, Настасья Алексеевна, — охотно разъяснил сопровождавший ее офицер. — Такие невеликие кабанчики. Весьма средний калибр.

И Тася тогда жалобно воскликнула:

— Нет, кажется, с меня довольно. Я к маме хочу!

И все приняли это за веселую шутку и всласть похохотали.

А мотоцикл — всего только грузный и ужасно голосистый велосипед! Тася отлично ездила на велосипеде и потому храбро оседлала машину позади водителя на свернутой в несколько рядов плащ-палатке.

Ехали по узкой лесной тропе, недоступной для автомобиля. Тася сжимала коленями раму мотоцикла, довольно небрежно придерживаясь за пояс водителя. Ее раздражал большой тяжелый пистолет сержанта, неудобно упирающийся ей в бедро. Но терпеть было можно, потому что ехать недолго, пустяк, каких-нибудь тридцать — сорок минут. Лесную тишь нарушало только шуршание покрышек, прессующих сухие веточки и еловые иглы на тропинке, да торопливое пофыркивание скольких-то лошадиных сил, запрятанных в металлическом чехле мотора. И когда что-то глухо захлопало: боп-боп-боп, будто быстро одна за другой из бутылок шампанского выскакивали тугие пробки, Тася ничуть не испугалась. Но сержант крикнул: «Держитесь крепче!» — дал газ. И мотоцикл ринулся вперед, будто видна была уже лента финиша, начал совершать удивительные прыжки, от которых падало сердце, и ветви стали сечь голову, лицо, плечи, а тяжелый пистолет водителя безжалостно бил и бил по Тасиному бедру. И тогда она, еще не зная, что случилось, изо всех сил обхватила сержанта и, спасаясь от злых, метко бьющих веток, а вовсе не от этого «боп, боп, боп», прижалась грудью и лицом к его горячей, напрягшейся спине. И вдруг почувствовала резкий запах пота.

— Обстреляли из автоматов, — доложил по начальству сержант, когда они вернулись в политотдел дивизии. Офицеры поздравляли Залесскую с «боевым крещением», но лица их были перепуганными, и командир батареи, в которую ездила Тася, получил здоровенную нахлобучку.

Как-то повезли Залесскую и Школьникова в танковую бригаду. Опять же по лесу. Въехали на довольно большую поляну — вот и конец пути. Только хотела Тася спросить — а где же танки, потому что поляну тесно обступали дубы, ели и березы и никаких танков она не заметила, как словно из-под земли появилось несколько десятков людей в кожаных шлемах, густо пропахших машинным маслом, и на руках сняли Залесскую с кузова грузовика. Боялась, что разорвут на куски, когда почувствовала восторг и силу вцепившихся в нее пальцев.

После концерта отправились на пиршество, устроенное в их честь офицерами.

На огромном самодельном противне скворчала и неистово соблазняла запахом американская колбаса, известная под названием «второй фронт». Такая вкусная, что просто не оторваться! И надо ж так грубо нарушить пир, как это сделали фашисты. От тяжких, словно бы подземных, ударов не только противень с колбасой, но и сама землянка стала подпрыгивать. Били, по-видимому, из тяжелых орудий.