Давай встретимся в Глазго. Астроном верен звездам

Обедая, они обсуждали с Тасей разные практические вопросы, связанные с поездкой на фронт. Наступала осень. Гремели последние грозы, и ливневые дожди всё чаще переходили в затяжные, беспросветные, превращавшие почву в черное мягкое месиво. Следовало подумать и об обуви, — хорошо бы получить резиновые сапоги! — и об обмундировании, пригодном для осенней поры. Лучше всего, если проблемой оснащения бригады займется Чарский. У него какой-то свой секретный ход к сердцу Зелепухина.

— Тебе, Чиж, придется позаботиться о топливе на зиму. И для нас, и для Брониславы Игнатьевны… В конце концов, я могу поехать и в своем пальто. Оно теплое. Хорошо бы достать картошки, чтобы Софье Александровне не таскать с базара тяжести…

Так проговорили они до вечера, а в семь часов Тася побежала в театр, на репетицию.

Софья Александровна мыла посуду, кормила Танечку и до поры до времени помалкивала. Только несколько раз тяжело вздохнула, пробормотав едва слышно: «Ох, господи».

Дмитрий пробовал читать, но всё время ощущал на себе укоризненный материнский взгляд. Наконец отложил книгу…

— Мама, ты что-то хочешь спросить?

— Я ничего не говорю, Митя, но только хочу сказать, что пуля не выбирает цели… Танюша может остаться сиротой, а ты — вдовцом.

— Ах, мамочка, я же говорил… Бригада будет работать далеко от линии фронта.

— Всё это так, но вот когда Надя Извольская пошла на ту, прошлую войну сестрой милосердия, ее как раз и ранило очень далеко от окопов… Казалось бы, совсем безопасное место, а вот поди ж ты! Слава богу, не насмерть.

В тот вечер Муромцевы поздно легли спать. Тася сразу же крепко заснула, а мама всё ворочалась на твердом своем ложе из чемоданов, всё вздыхала, и Дмитрий тоже не спал, лежал на спине, закинув руки за голову и упираясь взглядом в черноту потолка. Он чувствовал на своей шее легкое Тасино дыхание, боялся повернуться, чтобы не потревожить ее сон, и всё не мог ответить на вопрос — доволен ли он, что Тася решила ехать на фронт.

— Есть варианты? — осведомился на другое утро Королев, лишь только Дмитрий появился в отделе.

— Скажем, две трети варианта… есть режиссер и есть балетмейстер. Не хватает дирижера.

— Кого же предлагаешь?

— Залесскую. Она и балетмейстер, и режиссер. Можем оформлять.

Королев посмотрел на Дмитрия поверх съехавших к кончику носа очков.

— Шутить изволите, Дмитрий Иванович! При чем тут Залесская?

— Она хочет поехать. Только и всего.

— А девочка?

— Ну, это уже наша забота, Константин Васильевич! Лучше скажи — подходит ее кандидатура?

— А почему же нет? Профессиональна, энергична, дисциплинированна. Но ты-то ее отпустишь?

— Смешной вопрос. Жена да убоится мужа своего… У нас, Костя, так не водится.

— Молодец она у тебя, Дмитрий! Что касается меня, то буду всячески поддерживать ее кандидатуру. А вот с дирижером… Неужели старика Вазерского придется тревожить!

Но и этот трудный вопрос разрешился легко, хотя и несколько неожиданно. В дверь постучали, и на отрывистое королёвское «войдите» в кабинете появился Михаил Юльевич Школьников.

— Быть может, у вас найдется минутка для разговора? — спросил он, подыскивая место для своей старой фетровой шляпы. В конце концов он сел и положил шляпу к себе на колени.

— Один на один? — спросил Королев.

— Ну почему же! Дмитрий Иванович нам никак не помешает. Скорее напротив…

— Тогда мы вас, Михаил Юльевич, слушаем.

— Я только что узнал от Залесской, что формируется какая-то фронтовая бригада и будто Залесская в эту бригаду уже включена.

— Так оно и есть. Залесская вас правильно информировала.

— У меня к вам огромная просьба… — Школьников надел шляпу на свой левый кулак и попробовал превратить ее в волчок. — Дирижер в эту бригаду нужен?

— Да, мы как раз об этом говорили…

— Прошу включить в бригаду меня. Я очень хочу поехать.

Королев откинулся на спинку кресла и очумело посмотрел на Дмитрия. Тот, в свою очередь, вытаращил глаза на Школьникова и его шляпу, медленно вращающуюся вокруг поднятого кулака. Да, это тоже походило на близкий разрыв фугасной бомбы.

— Но как же, Михаил Юльевич… У вас же… того… нога… — пробормотал Королев.

— Так ведь это у меня не органический недостаток, — стал разъяснять Школьников. — А в некотором роде результат шока. Давно уже всё прошло. — Он вскочил и, бросив шляпу на сиденье стула, взмыл в воздух как кенгуру. И весьма удачно, с эдаким лихим изяществом, приземлился. — Видите, прыгнул — и хоть бы что.

— Ну и ну, — только и мог вымолвить изумленный Королев.

— Первый разряд по прыжкам в высоту, — констатировал Дмитрий. — Здорово, Михаил Юльевич, у вас получилось.

— Можно надеяться? — слегка задыхаясь, спросил Школьников.

— Удовлетворим вашу просьбу. Собирайтесь, Михаил Юльевич, — сказал Королев.

— Ур-ра! — тихо крикнул Школьников, подбросил и поймал шляпу.

— Не Школьников, а Кузьма Крючков, — сказал Константин Васильевич, когда осчастливленный дирижер выбежал из кабинета. — Вот уж точно — никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.

Бригаду постарались обмундировать как можно лучше…

Чарский раздобыл ватники и неуклюжие ушанки из заячьих шкурок.