Давай встретимся в Глазго. Астроном верен звездам

Но Королев был тверд и отказал Белову в самой категорической форме. Евгений Николаевич кровно обиделся, расфыркался и не пожелал даже поразмыслить — кого же во фронтовую бригаду включить.

— Если уж ты такой умный, — воскликнул он, сильно гнусавя, — сам и решай. Без моей консультации! — И вышел, громыхнув дверью.

«Ишь, какой скорый! — раздраженно думал Королев. — Театр побоку, и на фронт! Только-только всё стало налаживаться и с репертуаром, и с выполнением финансового плана, а ему в герои захотелось… А я что — рыжий? Сам бы не поехал? Уж как-нибудь с тамошней самодеятельностью поладил бы… Всё-таки немало в Доме народного творчества посидел… Да разве отпустят! Морщинин только головой покачает: мол, до чего додумался! А Муромцев с утра на велозаводе. Так и не приходил в отдел. Как что решать, так его и след простыл. Но кого всё-таки? Вазерский стар, трудно ему будет. О Школьникове и речи быть не может — ему и одной бомбы предостаточно. Ростовчане? Гм… гм… Попробуем переговорить… Ну, а режиссер? А балетмейстер? Не Залесскую же посылать. У нее ребенок маленький. Черт знает что получается… Вот вам и большой корабль!»

Наспех скрутив цигарку, Константин Васильевич вызвал Чарского. Едва тот появился в дверях тесного кабинетика — вальяжный, элегантный, с приятной улыбкой на устах, — Королев; лишь кивнув головой, хмуро сказал:

— Получал телеграмму от Храпченко. Поручают сформировать фронтовую бригаду… Да вы присаживайтесь… Вместе поломаем голову.

— Этак голов не напасешься, если по пустякам ломать их будем, — рассудительно заметил Николай Илларионович, удобно и надолго размещая себя на стуле. — Сейчас и подберем кандидатов. Ну, прежде всего — Наташа Аксельбант с лирическими песенками. Молода, обаятельна и так далее… Очень эффектна «женщина без костей». Ее номер смотрится. У малютки Лю одна слабость — может молотить языком двадцать пять часов в сутки. Впрочем, ее вполне заменит «король лезгинки»… Теперь по поводу кандидатуры чтеца…

Королев завороженно слушал. Атласный баритон бывшего опереточного простака — «хочешь конфетку с керосином?» — действовал как бром. Константин Васильевич, незаметно для себя, стал согласно кивать головой и протянул руку за карандашом. И вдруг опомнился.

— Да вы, собственно, о чем? — спросил он сердито.

— О фронтовой бригаде, Константин Васильевич… О чем же еще! — прожурчал Чарский.

— Хм… Читайте! — Королев пододвинул телеграмму.

— Вот так номер! — воскликнул Николай Илларионович и озадаченно поскреб затылок. — Откуда же такие кадры взять?

— О том и речь…

— Быть может, Бегак согласится?

— А что с его театром будет? Тут Белов просился. Раскричался, дверью хлопнул… Но он же теперь директор…

— А если Отрадина?

— Его в бригаду, а вас в Нижний Ломов. Так, что ли?

— Я-то, Константин Васильевич, только бывший простак… Ни режиссировать, ни тем более дирижировать мне богом не дано. Залесскую?

— У нее годовалый ребенок. Кто даст нам право отрывать мать от ребенка?

— Ах, черт возьми! И в самом деле… А с Вазерским толковали?

— Пятьдесят пять лет, Николай Илларионович. Не чересчур ли для работы во фронтовых условиях?

— На руках у нас мизер. Я пасую, — сказал Чарский.

— Не писать же Храпченко, что мы несостоятельны. Позора не оберешься!

— Подумать надо, Константин Васильевич. Крепенько подумать.

То же самое сказал Королеву Дмитрий, когда пришел с велозавода в отдел и застал начальника в полном расстройстве.

— Надо подумать. Давай отложим разговор на завтра.

— Рассчитываешь на внезапное озарение? Или во сне что-нибудь увидишь? — скептически осведомился Королев. — Валяй, конечно, но я уже всех наших деятелей по пальцам перебрал.