Давай встретимся в Глазго. Астроном верен звездам

Телефон молчал и на следующее утро… То, что казалось простым и ясным вчера, в часы ночных раздумий, — во что бы то ни стало выполнить свой долг, долг народного комиссара, — оказалось практически невыполнимым. Все средства связи были нарушены. Город жил какой-то новой, не поддающейся объяснению жизнью. Люди больше не верили прозрачности неба и шли по тротуарам вжав головы в плечи, почти притиснувшись к фасадам домов. Легковые и грузовые машины куда-то пропали. Лишь изредка чья-то одинокая «эмка» суматошно проносилась по улицам и, нарушая все правила движения, круто срезала углы.

Возможности народного комиссара оказались предельно ограниченными. Из всего большого хозяйства Наркомпроса в его распоряжении оставались легковая машина с ограниченным запасом бензина и ее водитель. Единственно, что смог сделать в то утро Венцлова, это организовать переброску женщин и детей дома, в котором он жил, в ближайшую деревню.

— Я останусь в городе, — говорил он жене, — и как только всё войдет в норму, приеду за вами. Так что расстаемся на два-три дня, не больше.

И если бы в тот час какой-нибудь досужий прорицатель сказал ему, что эти два-три дня разлуки с женой и сыном растянутся на целые три года, и что за это время у него не будет ни одного дня, свободного от тревоги, тоски и боли за судьбу самых близких ему людей, и что, наконец, не ему, а именно Элизе — тоненькой и хрупкой, выросшей в благополучной и всеми уважаемой профессорской семье, предстоит попасть в лапы белоповязчиков — литовских приспешников Гитлера, и жизнь ее — жены «красного комиссара» — повиснет на тончайшей ниточке, — Венцлова рассмеялся бы такому прорицателю в лицо.

Нет, он отправлял своих в деревню «на всякий случай», чтобы оберечь их от дурацкого осколка, близнеца того, что лишь вчера убил в их доме Жюгждене. И когда машина вернулась обратно и шофёр сказал, что доехали без происшествий, Венцлова глубоко вздохнул — точно скинул с плеч непомерно тяжелый груз — и приказал ехать в комиссариат.

— Бензин кончается, товарищ Венцлова. На нуле, — предупредил шофёр.

Но что делать в Наркомпросе, когда на месте едва ли десятая часть служащих и все слоняются по комнатам как потерянные и шепчутся и вздыхают, а в глазах мечется испуг?!

Не пришел и его заместитель Гира.

Сказал, чтобы расходились, а сам сидел в своем кабинете, словно загипнотизированный непривычной тишиной. Телефоны так и не обрели голоса. Сколько раз он снимал трубку то с одного, то с другого аппарата и ждал, что вот-вот прозвучат ровные гудки, которые стали бы сейчас позывными жизни; он наберет номер, и из трубки возникнет спокойный бас Гедвиласа: «Драугас Венцлова? Ну, как там у вас?»

Наконец появился шофёр.

— Бензина нет нигде.

Сказал так, словно извещал о конце мира.

Решили добраться до выезда на Каунас, где находился самый большой резервуар с горючим. Уж там-то бензина вдоволь!

Но не помогли ни депутатский значок, ни удостоверение члена правительства. Резервуар опустел еще вчера.

Молчит телефон… Нет бензина… Молчит, молчит… Нет, нет, нет… Телефон… Бензин… Это как рефрен, неумолчный и навязчивый… Глухонемой с парализованными ногами. Тошнотно подступала к горлу растерянность. Что же делать?

И опять в горком.

Та же пустота, что и в Наркомпросе. Только в кабинете второго секретаря два товарища что-то делают возле большого распахнутого сейфа. Метнулось яркое пламя, повалил дым.

Один повернул почерневшее от копоти лицо и удивленно воскликнул:

— Товарищ Венцлова! Почему вы в Вильнюсе?

— А где все товарищи?

— Уехали из города… Есть директива… И вы уезжайте. Куда-нибудь… Но лучше в сторону Минска.

В сейфе, как в паровозной топке, бушует огонь. Корчится, чернеет, сгорает бумага. Много бумаги. А двое подбрасывают в пламенеющее чрево сейфа всё новые и новые кипы. И это настолько нереально, так противоречит устоявшимся представлениям о деятельности городского комитета партии, что Венцлова на мгновение прикрывает глаза ладонью то ли от едкого дыма, то ли чтобы избавиться от наваждения.

— Не теряйте времени, товарищ Венцлова… Уезжайте.

— Да, да… Понимаю… Постараюсь уехать!

Но, по правде говоря, он ничего не понимает. Почему нужно куда-то уезжать из Вильнюса, если Берлин уже в развалинах, а полевые части Красной Армии колоссальной своей мощью давят сейчас на прорвавшиеся через пограничный заслон войска агрессора?

Шофёр докладывает: удалось достать три литра бензина. Куда поедем?

— Домой, — решает Венцлова.

И опять поражающая пустота улиц. Ни одного милиционера, нет ни машин, ни пешеходов. Возле дома застает Гиру с женой.

— Что же будем делать, товарищ Антанас? — каким-то не своим, сиплым голосом спрашивает маститый поэт.

— Прежде всего нам надо достать побольше бензина. Садитесь-ка в машину, выедем на дорогу, может, где-нибудь найдем бензин.

Сунул в портфель пару белья, бритвенные принадлежности, перебросил через руку пальто…

— Пошли!

Подивился выдержке и хладнокровию Гирене. У нее уже были заготовлены два небольших, туго набитых чемодана и тючок с самым необходимым.