Давай встретимся в Глазго. Астроном верен звездам

И еще одно летучее совещание. Что же будем делать? Не возвращаться же назад, чтобы сразу попасть гитлеровцам в зубы.

Решили двигаться в сторону Москвы, пока есть бензин в машине, а там, если придется, то и пешком.

Добирались долго: через Смоленск, Вязьму, Можайск.

В Можайске впервые увидели пленного гитлеровца. И был он не рыжий, в веснушках, с волосатыми лапами, как позже изображались военными корреспондентами и некоторыми писателями немецкие захватчики, а стройный, с великолепно тренированным телом, темноволосый, с гордо закинутой головой и презрительной усмешкой на искусанных в кровь губах.

Вели его два милиционера с наганами, а сопровождала задохнувшаяся от ярости толпа. Люди не отрывая глаз рассматривали живого фашиста. Как гадюку с перебитым хребтом. И все молчали.

Только старуха глухо выкрикнула:

— У-у, проклятущий!

Пленный еще выше задрал голову и не сказал, а выплюнул:

— Шайзе!

И тут из машины неожиданно выскочил Гира. Подняв к небу побледневшее, искаженное ненавистью лицо и потрясая кулаками, он срывающимся голосом закричал:

— Я отомщу! Я страшно отомщу им… За всех! За сына! Слышите, товарищ Антанас? Да, страшно, страшно отомщу гуннам…

Накал ненависти был так силен, что превратил эти слова в заклятие.

Но как мог попасть сюда, под самую Москву, этот напыщенный немецкий мальчишка в форме болотного цвета? Этого Венцлова никак не понимал и обратился за разъяснением к одному из сопровождавших пленного.

— Вам-то что нужно? Кто вы такой? — Но, увидев депутатский значок, охотно рассказал, что несколько часов назад, перед самым рассветом, вблизи Можайска — вы небось заметили: бор густой такой справа от шоссе — сброшена была группа парашютистов-десантников. Но комсомольцы заметили и вместе с милицией прочесали лес. Была перестрелка. Десантников перебили, а этого красавчика живьем захватили. Но помяли, понятно, на совесть!

— Ты слышишь, мамочка! — торжествующе воскликнул Гира. — Храбрые комсомольцы победили целый отряд вооруженных до зубов головорезов. Вот так и расправится русский народ с фашистскими вояками!

«Да, но что же смотрели летчики, охраняющие воздушные подступы к Москве?» — подумал Венцлова.

Только на шестой день добрались до Москвы. И сразу же — на улицу Воровского, в постпредство Литовской республики. Постпредство — вот оно, в небольшом особнячке под номером 24, на тихой, чуть, пожалуй, чопорной московской улице, где с давних пор размещены посольства многих иностранных государств. А республика? Остался ли от нее хоть клочок свободной земли?

Пожимая руку Повиласа Ротомскиса, Венцлова, наперед зная ответ, все же спросил:

— Как там… Вильнюс?

— Вчера оставили Минск, — сказал Ротомскис и, видя, как замкнулось лицо Венцловы, почуял недоброе: — А ваши, товарищ Антанас, жена, сын… Где же они?

— Там, — махнул рукой Венцлова. — Отправил в деревню. Думал, на несколько дней, и видите, что получилось!

— Да, — сказал Ротомскис и отвел глаза.

— Ну, а что будем делать здесь? — взяв себя в руки, спросил Венцлова.

Постпред оживился:

— Вы подоспели ко времени. Дела хватит. Предстоит организовать передачи по радио на Литву. Мне уже звонил товарищ Поликарпов. Но прежде всего отдохните и осмотритесь!

Он всё сделал, чтобы беглецы сразу же почувствовали себя под родной кровлей. Достал одежду, курево, даже лезвия для бритв. Поели, приняли ванну, выспались и уже назавтра отправились на Пушкинскую площадь, в радиокомитет. И через несколько дней Литва услышала голоса своих поэтов Людаса Гиры и Антанаса Венцловы. Они с листа переводили передовые «Правды» и «Известий», сводки Совинформбюро, читали свои стихи, написанные год назад, когда Литва стала советской. Работали до одури, до изнурения. Только при такой работе удавалось затолкать вглубь тоску о потерянном.

Москва представала перед ними в новом обличий города-воина.

— Совсем, совсем не похожа новая Москва на ту Москву-матушку, где мы с вами, товарищ Антанас, побывали. И ведь недавно, ох, как недавно это было! — восклицал Гира, когда они торопливо переходили площадь Восстания, чтобы по бульварам добраться до радиокомитета.

— Да и мы с вами, товарищ Гира, совсем не те, какими были год назад, — возражал Венцлова.

Прошло несколько дней их московской жизни, и — наконец-то! — в постпредстве появились и каунасцы: члены ЦК партии, народные комиссары. С ними были Пятрас Цвирка и Костас Корсакас. До Москвы они добирались другими дорогами. Через Укмерге, Зарасай, на Двинск и Великие Луки. Тоже несколько раз попадали под сильные бомбежки. Но тут были всё люди закаленные, борцы, не раз делившие место на тюремной койке со смертью. Подпольщики, за плечами которых и долгие годы заключения в страшном форте возле Каунаса, и постоянные стычки с полицейскими: Антанас Снечкус, Адомас-Мескупас, Мечис Гедвилас, Александрас Гудайтис-Гузявичус… Да, это были люди сильные духом!