Давай встретимся в Глазго. Астроном верен звездам

«Единственным моим желанием и ожиданием от вас является то, чтобы никогда вы не забывали того дела и той идеи, во имя которой я начал работать и буду работать всю мою жизнь. Идея эта и дело это — освобождение всего человечества, освобождение и материальное и духовное, освобождение от всех оков, которые опутывают трудящихся со всех сторон и делают нашу жизнь жестокой, грязной и несправедливой».

Изгнаннику было восемнадцать лет, почти на полтора года меньше, чем сейчас мне.

— И как же ты устроился в Германии? Ведь знакомых-то у тебя не было, — спросил я.

— Плохо знал язык. Это, Митя, самая большая трудность. Уезжая, я поставил перед собой цель — по-настоящему выучить немецкий язык и ознакомиться с революционной деятельностью германского пролетариата. Ведь и там совсем недавно существовала советская власть.

Да, Веймарская республика походила тогда на страну, только что пережившую сильнейшее землетрясение. Буржуазия с опаской косилась на вчерашний день Бремена и Баварии, проклинала Карла Либкнехта и Розу Люксембург так, словно они всё еще были живы, и молилась на палача Носке, как некогда молились французские буржуа на кровавого генерала Галифе. А в Веддинге и Нойкёльне, в портовых кварталах Гамбурга, в горняцких поселках Рура рабочие давали своим первенцам имена Карла и Розы, ибо имена эти означали надежду.

Хитаров поступил рудокопом на крупную шахту возле Бохума Рурской области. И тотчас же установил связь с несколькими шахтерами-коммунистами. Прошло совсем немного времени, и черноволосый, черноглазый паренек, мало похожий на немца, организовал на своей шахте комсомольскую ячейку и был избран ее секретарем. Поразительно быстро овладел он немецким языком. Только едва заметный гортанный акцент подводил иногда геноссе Рудольфа, одного из самых образованных марксистов в комсомольской организации Рура.

Здесь, так же как и в Тифлисе, его жизнь целиком принадлежала революции.

Но лишь только рухнул меньшевистский режим в Грузии, Хитаров вернулся в Тифлис. Работать, работать! Как жаль, что в сутках только двадцать четыре часа. Он мог не спать несколько ночей сряду. Наносил точные и беспощадные удары по всяким проявлениям национализма. Неустанно боролся за создание единой Закавказской организации комсомола и за ее объединение с РКСМ.

Вот он поднимается на трибуну первого совещания комсомольских работников Кавказа. Его знают все и любовно называют «нашим Рафиком».

Он начинает свою речь неторопливо, иногда задумываясь и ясно формулируя мысли. Он говорит о великой силе пролетарского интернационализма. Но вот голос Хитарова крепчает и звенит. Характерным жестом протягивает он вперед руку, ладонью вверх, словно на ладони его собственное горячее сердце. «Пропасть, вырытую за три года стараниями меньшевиков, мусаватистов и прочей дряни, одним прыжком не перепрыгнешь! — восклицает он. — Задача заключается в том, чтобы взять в руки рабоче-крестьянские массы, доказать им, что советская власть пришла сюда не на штыках красноармейцев, а благодаря долгой и упорной борьбе трудящихся Закавказья, что нужно бороться с национализмом, что объединение организаций нельзя мыслить себе иначе, чем объединение всей молодежи Кавказа с РКСМ».

Но уже на IV Всероссийском съезде комсомола Хитарова «забрал» к себе Исполком КИМа и послал на работу в Германию.

Значит, так, прикидываю я: тифлисское подполье во время господства меньшевиков, шахты Рура и низовая комсомольская работа, потом Кавкрайком комсомола… Говорит по-немецки, как прирожденный берлинец. Вот оно, необходимое для будущей работы в стране. А ты, Муромцев, наивно предполагал, что достаточно переступить порог дома на Моховой и тебя тотчас же пошлют организовывать всемирную революцию.

В Германии Хитаров пробыл еще около трех лет. Не только КСМГ, но и Коммунистическая партия хорошо знали товарища Рудольфа. Вначале его избрали секретарем Рурской и Рейнской организаций комсомола, и его усиленно разыскивала германская полиция, ибо он — таинственный Рудольф — привлекался по процессу ЦК. Во время французской оккупации Рафик руководил всей антимилитаристской работой и в конце концов избран был одним из секретарей ЦК комсомола Германии. Его очень ценил и любил Эрнст Тельман.

— Тедди чудесный человек и настоящий пролетарский вождь. В его мизинце больше мудрости и революционного чутья, чем у всей клики Маслова и Рут Фишер, — сказал Хитаров.

— Я уже познакомился с товарищем Тельманом, — сказал я, но не стал уточнять, при каких обстоятельствах состоялось это знакомство.