— А ты никогда не умел его там держать, — моя довольно отчаянная попытка призвать к моральному отклику, просвистела мимо всех ориентиров. Андрей даже ухом не ведёт, видно с годами выработав неплохой иммунитет к моим придиркам.
От резкого разворота аж кружится голова, сначала толкая в бездну с непроглядной тьмой, а после высекая яркие вспышки. Андрей всё ещё держит за плечи, предотвращая падение.
— Ты специально злишь меня?
— Нет, мне просто интересно, вся эта чехарда со сменой девушек с периодичностью раз в два-три дня имеет некий смысл для тебя. Или это по приколу?
— Да я накосячил и за это извинялся уже миллион раз, вешаться из-за того, что ты не можешь простить, не собираюсь. Не могу же вылезти из кожи вон, чтобы ваше величество снизошло до меня.
— Зато из трусов у тебя прекрасно получается, моё величество в восторге от этого, — демонстративно дергаю за ремень и ширинку, которые он до сих пор не удосужился застегнуть. А в следующее мгновение поступаю и вовсе не логично, с упоением впиваясь в губы. А он отвечает на поцелуй, ныряя в рот языком, дурманя знакомыми движениями. С каждым нетерпеливым толчком, с каждой прикусывающей кожу истомой мне приходит понимание на сколько сильно я соскучилась по нему. А главное какой необходимо обладать силой, чтобы простить его. Пока этой силы во мне не находится, возможно и не найдётся, но сейчас же не об этом. Мгновение рядом с ним сладкое, томительное, разливающееся от танцующих страстный танец губ вниз живота. Концентрируясь там колким спазмом, стремящимся ближе прижаться к любимому телу.
— Твою ж, мать. Все думают ты ее убивать сюда утащил, — раздаётся голос Славяна, подействовав отрезвляющее на нас обоих.
— Пошёл вон, — не сговариваясь, кричим в один голос.
— Понял, я на шухере постою, чтоб вас не отвлекали.
Иронично подмигнув, расплывается в похотливой улыбке, но мы не разделяем веселья, даже Андрей покрывается багряными пятнами стыда.
Хлопает дверь, вновь отгораживая нас ото всех. А нам бы поговорить, или обняться, подписать мирный договор… бессрочный. Андрей не спешит отпускать меня, оперевшись руками о раковину по обе стороны от меня, упирается лбом в мою грудь. Найдя в себе твердость мышления намного раньше меня, он опускает подол юбки, закрывая всю выставленную на показ срамоту. Отстраняется, а будто с мясом отрывается от моей кожи, подбирая остатки моего белья и засовывая их в задний карман своих джинсов.
— С меня бельё.
— Мне от тебя больше ничего не нужно. И ты мне не нужен, не собираюсь подбирать «бэушных» мужиков, которые не могут своё либидо удовлетворять с постоянным партнёром.
— Я всегда был таким, ты знала об этом. Тем более какие претензии, я свободен. Что теперь-то бесишься?
— Это ты так извиняешься? Оригинальный подход.
Сдержать желание его ударить не смогла. Парочка пощёчин прилетает точно в наглое лицо адресата, который сразу же сместив корпус тела, сгорбившись опускает голову пониже, закрывая её руками. Оплеухи летят под разным углом, не редко причиняя боль мне самой, особенно когда я раскрытой ладонью натыкаюсь на его выставленные локти, но и тогда останавливаться не собираюсь. Лишь основательно устав, беру тайм-аут, чтобы передохнуть, чем и пользуется Андрей. Он по-хозяйски сгребает в охапку, удерживая мои руки за спиной, нежёстко, но так, чтобы лишить возможности вновь кинуться в атаку. А я вяло сопротивляюсь, отталкивая его, безрезультатно. Даже когда изловчившись, пытаюсь вдарить по самому ценному органу, Крутилин словно просчитав или предвидев стратегию, тут же зажимает колено между своих ног.
— А ты передо мной извиниться не хочешь?
— За что это? Может за то, что я вполне адекватно отреагировала на твою измену и послала тебя на хрен? Или может за то, что не могу закрывать глаза, на то как ты лижешься со всякими девками по углам?
— Всё, закончила?
— Нет, — искренне отвечаю ему, но понимая бесполезность разговора, вспылив выкрикиваю. — А забудь. Тупому доказывать, всё равно что слепому показывать.
Андрей сильней дёргает безвольное тело на себя и от резкого рывка я впечатываюсь переносицей в его гладко выбритый подбородок. Превозмогая искушение опять его поцеловать, слегка отстраняюсь, встретившись тут же с озлобленным прищуром Крутилина.
— По твоему я тупой и безнравственный? А ты святая, дающая оценку людскому поведению основываясь лишь на субъективное мнение. Иначе говоря, тот кто поступает в разрез с твоим кодексом чести не заслуживает ничего хорошего, он автоматически попадает в черный список.
— Почему в том, что ты гребаный бабник виновата я?
— Ты виновата лишь в том, что сама с рыльцем в пушку. Или может станешь отрицать, что была под кайфом? Что в карманах было колес на долгие депрессивные вечера. В тот вечер мне хотелось прибить вас обоих, только это смысла не имело никакого. Ты осталась со Штрихом, а явилась ко мне под утро с кучей претензий.
— Не сильно ты страдал под Надькой. Раскинулся удачно. Как был *издострадальцем, так им и остался. С тобой ничего серьезного нереально построить.