Получилось, впрочем, как и всегда. С небольшой натяжкой, но подмять сочное тело смог. После Аленки я совсем не заморачивался на бабах, имел всех кого хотел и брал у тех, кто давал, особо не перебирая товаром. Мне хотелось вытравить из памяти ту, чьими руками был задушен, но не в прямом смысле, а жаль. Уж лучше бы мне было сдохнуть в тот момент когда я снял её с родного отца, оглохнуть прямо там и не слышать слов её, что мерзким жгутом оплетали всё тело, не давая шевельнуться. Тогда всё рухнуло вокруг, раздавив веру в настоящие, неподдельные чувства.
Ксюшка была другой, чистой что ли, открытой такой, настоящей. Я и не смел, думать о ней в плохом ключе, нам без секса жилось славно. До тех самых пор, пока алкоголь пресытивший нас обоих в один из вечеров не стал всего лишь спусковым крючком, давшим мне сигнал действовать. Но всё закрутилось иначе, я не смог остановиться, впервые коснувшись её кожи. Нет, не в невинном объятье, коих было несчётное количество за время дружбы. А по-мужски, с жаром в ладонях, что разгорался и сеткой покрывал тело рвущееся к ней. Такой нежной наощупь и сладкой на вкус, с головокружительным запахом грейпфрута.
Эти воспоминания так и отпечатались на подкорке, не желая покидать моей головы ни днём, ни ночью, вытеснили всех, даже суку Алёну, что корнями прорастала в меня. Зудели там не переставая калейдоскопом картинок до онемения в кончиках пальцев, которыми я больше не мог к ней касаться. И губы горели адски, помня на физическом уровне каково это целоваться с Ксюшей, наслаждаться мягкими губами и проворным языком.
Я буквально с ума сходил. Понимал же что глупо рвать дружбу в пользу отличной эротической акробатики. Но не мог. Ненавидел и себя, за слабость перед сексуальным влечением. И Ксюшу, которая мораль ставила выше меня.
— Мне не нужна дружба, когда мне лезут в трусы, — кричала сквозь слёзы. А я увальнем стоял и тронуть боялся, спугнуть обиженную малышку. Струсил, не остановил, курил потом одну сигарету за другой, пока тошно не стало от никотина. И пил до утра со Славиком, слушая какой я придурок, раз в очередной раз на бабе трогаюсь умом.
Не особо то я и внял его советам, но вожжи отпустил. Не напирал больше на Ксюшу, следил исподтишка и гадал, пройдёт этот шквал эмоций в душе и стояк в штанах при каждой нашей встрече. Либо так и залипну на Ксюху, плюнув на все эти морально-этические. А она будто издевалась, цеплялась ко мне, накручивала яйца против стрелки, но близко не подпускала. Играла с моим измученным либидо. Чувствовал себя подопытным кроликом, над которым ставили опыты в воздержании от секса. Хотел только её. Всю… до сухости во рту, словно сушняком страдал, высыхал изнутри представляя как она может гореть подо мной. От таких фантазий член, как марионеточный поднимался в боевую готовность за доли секунды и торчком зря выстаивал подолгу. Хоть бери и кулак долби свой, лишь бы снять эрекцию, не предав при этом эмоций шалящих. Вот я и изводился без Ксюхи, а рядом ещё хуже было. И тут не инстинкт охотника даже, а тупость какая-то присутствовала. Вокруг согласных немерено, а я сам со своим организмом не согласен.
К тому моменту когда я созрел посвятить Зановскую в своё непростое отношение к ней, заявился Вадим. Но царапнуло сильнее не само его возвращение, а то как она кинулась в прежний омут, лёгкой рукой перечеркивая тонкую грань, спалив мост налаженный нами.
Спустя несколько дней молчаливой ярости мне пришлось вернуться, но до этого тщетно занимаясь высасыванием из себя похабных мыслишек, не без помощи умелого ротика Наденьки. Глупо получалось, до омерзения к самому себе. Пользовался девкой, а закрывая глаза только и видел Зановскую, и слышал хриплые стоны совсем не реальной партнерши, а той, которая наверняка в этот момент другому отдавалась. С тем же пылом, с каким неистовством я имел Надю. Физически предавая эмоции к Ксюше, что жрали меня поедом, голодным и ненасытным зверем.
Тогда я по глазам её понял, что она вернулась к Штриху, а на языке то и дело вертелся вопрос. Сразу она ему дала? Или всё-таки что-то чистое и необременённое похотью оставалось в их больных отношениях? Но молча глотал злобу и ненависть к сопернику, заедая горечь мимолетными интрижками.
Я был жив и здоров, а ещё и периодически счастлив, особенно когда умудрялся напиваться и трахаться, но только с выключенным светом, чтобы в темноте можно было представлять ту, по которой слетал с катушек. С Надей у нас хорошенький тандем получался, она не обремененная розовыми очками взвешенно подходила к нашим случкам. У неё была работа с большой зарплатой и минимальными обязанностями, так ещё и бонусом в виде добавки перчика в плотские забавы на рабочем месте. Во мне не бушевал сперматоксикоз, гордость правда выла часто и тоскливо. А задетое самолюбие глумливо извращалось в сексе с одной только целью — вытолкать из крови ядовитую примесь чужеродного Ксюшиного напоминания.