Давайте все убьем Констанцию

– Чем это объяснить? – спокойно повторил я.

Очередь была за Крамли.

– Наверное, он разглядел в тебе легковерного романтика, что гоняется за сказками, мечтателя, который разглядывает тени на потолке и думает, будто они живые. Господи, не знаю. У тебя всегда такой вид, словно только что из-под душа, даже если ты вывалялся в собачьем дерьме. Твоя невинность меня просто доводит. Может, это самое Электрико в тебе и подметил. Где водка? А, ну да. Ты закончил?

– Нет. Мистер Электрико наставил меня на правильный путь – разве я, в свою очередь, ничего не должен? Держать мистера Электрико при себе или пусть поможет мне спасти ее?

– Слабоумная чушь!

– Озарения. Иначе жить я не умею. Когда я женился, друзья предупреждали Мэгги, что я никуда не стремлюсь. Я сказал: «Я стремлюсь на Луну и Марс, хочешь присоединиться?» И она ответила – да. И до сих все было неплохо, так ведь? И на пути к «благословите меня, отче» и счастливой кончине почему бы не набраться решимости и не прихватить с собой Раттиган?

Крамли смотрел прямо перед собой.

– Ты серьезно это говоришь?

Он потрогал мое нижнее веко и поднес пальцы ко рту.

– Без обмана, – пробормотал он. – Солоно. Твоя жена сказала, ты плакал над телефонными книгами, – заметил он миролюбиво.

– Может, ведь в них полно людей, которые уже на кладбище. Если я теперь отступлюсь, я себя не прощу. И не прощу тебя, если ты убедишь меня отступиться.

После долгого молчания Крамли вылез из автомобиля.

– Подожди, – проговорил он, не глядя на меня. – Я пошел пописать.

Глава 42

Вернулся он не скоро.

– Ты точно умеешь задеть человека за живое, – сказал он, забираясь в свой драндулет.

– Разве что слегка.

Крамли дернул головой, словно нацелившись меня боднуть.

– Ты чудило.

– Ты тоже.

Мы медленно двинулись вдоль берега к дому Раттиган. Я молчал.

– Опять что-то взошло в голову? – спросил Крамли.

– Почему так бывает, – начал я, – вот Констанция – человек-молния, циркачка, затейница, хохотунья, а в то же время она дьявол во плоти, злой искуситель на переполненном ковчеге жизни?

– Спроси Александра Великого, – отозвался Крамли. – Вспомни гунна Аттилу, который любил собак; да и Гитлера тоже. Обрати внимание на Сталина, Ленина, Муссолини, Мао, весь адский хор. Роммель[114] – добрый семьянин. Как можно ласкать кошек и резать человеческие глотки, жарить пирожки и поджаривать людей? Как получилось, что нам симпатичен Ричард Третий, который швырял детишек в бочонки с вином? Как получилось, что из телевизора не вылезает Аль Капоне[115]? Бог не ответит.

– Я не спрошу. Он дал нам свободу. Узда снята, значит, все зависит от нас. Кто написал: «Виски сделало то, что было не под силу Мильтону[116], дабы оправдать обращение Бога с Человеком»? Я переписал эти слова и добавил: «А Фрейд портит детей и жалеет розгу, дабы оправдать обращение Человека с Богом».

Крамли фыркнул:

– Фрейд был семечком, потерявшимся в саду. Я всегда думал, что пересчитать наглому молокососу зубы – святое дело.

– Мой отец моих зубов и пальцем не коснулся.

– Это потому, что ты вроде черствого рождественского кекса, к которому никто не притронется.

– Но ведь Констанция красавица?

– Ты принимаешь энергию за красоту. Я за океаном обалдел от французских девушек. Они все время показывают, что в них кипит жизнь: строят глазки, машут рукой, стоят на голове. Черт, Констанция всегда на взводе. Если она замедлится, тут же станет…

– Уродливой? Нет!

– Дай-ка! – Он сорвал у меня с носа очки и посмотрел сквозь них. – Розовые! Что ты увидишь вокруг без них?

– Тут ничего нет.

– Отлично! Смотреть не на что!

– Есть Париж весной. Париж под дождем. Париж в канун Нового года.

– Ты там был?

– Я видел кино. Париж. Дай очки.

– Я их попридержу, пока ты не поучишься у слепого Генри вальсировать. – Крамли сунул очки себе в карман.

Подогнав драндулет к фасаду белого замка на берегу, мы увидели у бассейна две темные фигуры, прятавшиеся под зонтиком от лунного света.

Мы с Крамли забрались на дюну и присоединились к Слепому Генри и злому Фрицу Вонгу. Перед ними стояли на подносе стаканы с мартини.

– Я знал, – заговорил Генри, – что после ливневой канализации вам нужно будет подкрепить силы. Хватайте. Пейте.

Мы похватали стаканы и выпили.

Фриц обмакнул монокль в водку, вставил себе в гляделку и произнес: «Так-то лучше!» Засим прикончил напиток.

Глава 43

Я прошелся кругом, расставляя вдоль бассейна складные стулья.

Крамли сказал, глядя исподлобья:

– Догадываюсь. Предстоит финал детективной истории Агаты Кристи, Пуаро устраивает у бассейна сходку всех подозреваемых.

– В самую точку.

– Продолжай.

Я продолжил:

– Этот стул – для коллекционера старых газет с горы Лоу.

– Который будет давать показания заочно?

– Именно. Следующий – для Царицы Калифии; давно на том свете, вместе со всей ее хиромантией и френологией[117].

Я двигался дальше:

– Третий стул: отец Раттиган. Четвертый: киномеханик с верхотуры Китайского театра Граумана. Пятый: Дж. У. Брэдфорд, он же Таллула, Гарбо, Свенсон, Кольбер. Шестой: профессор Шустро, он же Скрудж, Николас Никльби[118], Ричард Третий. Седьмой: я. Восьмой: Констанция.