Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

В ноябре 1918-го по объявленной гетманом Украины Павлом Скоропадским мобилизации Николай Бурлюк «является как офицер» и направляется в Одессу, в радиодивизион, где от гетмана переходит к Петлюре, затем в начале декабря 1918 года — к белым, а в апреле 1919 года остаётся в Одессе и служит до мая при Красной армии, после чего переходит на службу в морскую пограничную стражу. Уже в июне 1919 года он освобождается от службы как агроном и уезжает в Херсон, а затем в село Верёвчина к родным. С июня до августа живёт в деревне, но затем уезжает в Алешки (уездный город Таврической губернии Днепровского уезда) для подыскания службы учителя, дабы не попасть в ряды белых. Тем не менее по объявленной белыми мобилизации является как офицер, за службу в Красной армии преследуется, понижается в чине до рядового и отправляется на фронт против Махно, где служит рядовым телефонистом.

«В Декабре месяце под натиском Красной армии белые отступают Бурлюк от белых удирает через Мелитополь и Алешки и Херсон, затем на Голую-Пристань и там скрывается в больнице боясь военной службы противоречущей своему убеждению и так скрывался до Декабря <19>20 г. после чего считая с тем, что гражданская война закончена сам является в комиссариат для учета как бывший офицер. Белым явился по первому приказу как офицер потому, что документы были в их руках, а законом Р. С. Ф. С. Р. и приказам не подчиняется и не являлся потому, что не желал служить как у тех так и у других и продолжал скрываться целый год» — это из обвинительного заключения.

Несмотря на то, что Николай служил в радиодивизионе и главной его целью было как можно скорее вернуться к мирной жизни, более того, он служил и в Красной армии, Чрезвычайная тройка принимает решение расстрелять его, как «шпиона армии Врангеля», и «желая скорее очистить Р. С. Ф. С. Р. от лиц подозрительных кои в любой момент свое оружие MOГУТ поднять для подавления власти рабочих и крестьян».

27 декабря 1920 года приговор приведён в исполнение. Николаю Бурлюку было всего тридцать лет, его сыну не было и года.

Показательна разница в наказаниях — «белые» за службу у «красных» понизили его в чине, «красные» — расстреляли.

«Застенчивый» юноша, о котором писал Бенедикт Лившиц, как и все почти в его семье, не смог избежать кровавой бойни, в которую погрузилась страна. Лишь Давид избежал этой участи — во многом благодаря необычайно развитой интуиции и пониманию складывающейся ситуации.

Вот что пишет о Николае Бенедикт Лившиц, приехавший в Чернянку в декабре 1911 года:

«Третий сын, Николай, рослый великовозрастный юноша, был поэт. Застенчивый, красневший при каждом обращении к нему, ещё больше, когда ему самому приходилось высказываться, он отличался крайней незлобивостью, сносил молча обиды, и за это братья насмешливо называли его Христом. Он только недавно начал писать, но был подлинный поэт, то есть имел свой собственный, неповторимый мир, не укладывавшийся в его рахитичные стихи, но несомненно существовавший. При всей своей мягкости и ласковости, от головы до ног обволакивавших собеседника, Николай был человек убеждённый, верный своему внутреннему опыту, и в этом смысле более стойкий, чем Давид и Владимир. Недаром именно он, несмотря на свою молодость, нёс обязанности доморощенного Петра, хранителя ключей ещё неясно вырисовывавшегося бурлюковского града».

И действительно — Николай был единственным, кто мог бы пойти по стопам отца. Но пока он был рядом с Давидом, об этом не могло быть и речи. Вслед за старшим братом Николай Бурлюк погрузился в самую гущу литературной и художественной жизни России, в самую гущу рождающегося прямо на глазах нового искусства. Взлетающий футуризм опирался на два крыла — живопись и литературу. Всеохватный, всеобъемлющий Давид Бурлюк успевал не только писать сотнями картины и организовывать выставки, но и сочинять стихи, объединять вокруг себя знаковых для нового времени поэтов и издавать эпатирующие консервативную публику сборники поэзии и прозы. А ещё — выступать с многочисленными лекциями о современном искусстве, участвовать в диспутах, провозглашать манифесты… В этой бурной деятельности участвовал и Николай. Активное вовлечение его в творческую среду и в творческую активность началось ещё во время его пребывания в 1-й мужской гимназии в Херсоне, в которой он учился с сентября 1901-го по июнь 1909 года, окончив полный восьмиклассный курс. И тут не обошлось без удивительного везения. Всю жизнь Бурлюки словно притягивали к себе интересных людей. Одноклассником Николая стал будущий писатель Борис Лавренёв, который был тогда ещё Борисом Сергеевым. Они даже сидели за одной партой, которая и сегодня хранится в музее гимназии. Память о Лавренёве, дважды лауреате Сталинской премии, в Херсоне чтили все советские годы, в доме на углу проспекта Ушакова и улицы Театральной был создан его Музей-квартира, в котором и сейчас экспонируется работа Давида Бурлюка «Пейзаж села Чернянка». Интересно, что улица, на которой находится гимназия, носит сейчас имя Виктора Гошкевича.