Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

«В 4 ½ приехал Додик с Никишей и я передала Папину левую руку с точками краски, не отмытой, столько лет эта рука держала палитру. Поцеловала живого Бурлюка в лоб и левую руку… Тихо-тихо папа Бурлюк скончался в 6 ч. 10 м. вечера. Доктор Спенсер ошибся только на 10 минут.

18 января в епископальной церкви торжественно совершилась заупокойная обедня с хором, и гроб, покрытый лиловой парчой, освещённый 6 свечами, понесли к выходу… Последнее пристанище Бурлюка было серого бархата. Гроб его вдвинули в автомобиль — в крематорий. А мы, осиротевшие, поехали домой. Дом наполнился художниками (как и церковь жителями нашей деревни), они привезли Бурлюку чин академика (Сезанну золотую медаль от академии положили в гроб)…» — это из письма Марии Никифоровны в Тамбов 12 февраля.

Когда художники приехали на поминки в дом Бурлюков, на мольберте стоял неоконченный натюрморт с его любимыми цветами, на котором ещё не высохли краски…

С родины посыпались телеграммы соболезнования. «Горюем, любим, целуем, помним», — писали Лиля Брик и Василий Катанян. Николай Никифоров изготовил визитку, где к своей фамилии добавил вторую — Бурлюк…

Жизненный путь Давида Давидовича Бурлюка завершился официальным признанием его заслуг. 24 мая 1967 года, через четыре месяца после смерти, его сыновья получили его грамоты и диплом члена Американской академии искусств и литературы — основанного в 1898 году почётного общества из 250 ведущих архитекторов, художников, композиторов и писателей страны. Насколько высок этот статус, можно понять, узнав имена других членов Академии — это Иосиф Бродский и Леонард Бернстайн, Генри Миллер и Виллем де Кунинг, Марсель Дюшан и Артур Миллер, Александр Архипенко и Сай Туомбли, Уинстон Черчилль и Лионель Фейнингер, Эдвард Хоппер и Рокуэлл Кент, Филип Гласс и Френк Гери, Джаспер Джонс и Брюс Науман, Наум Габо (с которым Бурлюк встречался в 1966 году в Лондоне) и Роберт Фрост, Аллен Гинзберг, Диззи Гиллеспи и многие другие. И, конечно же, братья Рафаэль и Мозес Сойеры.

Возможно, Давид Давидович лишь немного не дожил и до настоящего мирового признания. Эллен де Пацци, художница и соседка Бурлюков в Хэмптон Бейз, в своей книге «Давид Бурлюк. Его Лонг-Айленд и его мир» писала о том, что отправленный ею в Белый дом номер «Color and Rhyme» вызвал большой интерес у президента Джонсона и его жены, и считала, что Бурлюку не хватило каких-то пяти лет для того, чтобы достичь славы Пикассо, с которым в последние годы «отец российского футуризма» себя часто сравнивал. Действительно, в последние годы его известность и популярность в США, количество любителей его искусства и коллекционеров его работ непрерывно росли. По приезде из Лондона друзья и коллеги устроили ему торжественную встречу. Казалось, что все, с кем он соприкасался, заражались любовью к его искусству. После его смерти Мария Никифоровна получила даже письмо от врача из госпиталя, который страстно желал купить работы Бурлюка.

Но… история не знает сослагательного наклонения. Второго Пикассо из Бурлюка не вышло. Тем не менее его работы находятся в коллекциях ведущих американских, российских, европейских музеев и в тысячах частных коллекций по всему миру. А цены на них сегодня в сотни раз выше тех, за которые их продавал сам художник. С момента распада Советского Союза, когда русский авангард стал брендом и чуть ли не культовым явлением на родине, интерес к творчеству Давида Бурлюка непрерывно растёт, круг его искренних «фанатов» и почитателей ширится.

Спустя два месяца после смерти мужа Мария Никифоровна писала в Тамбов: «Всю жизнь я заботилась о моём дорогом Бурлюке, помогала ему во всём, всегда была ласкова и отстраняла от него неприятности. А теперь, когда “жизнь моя ушла навсегда с папой Бурлюком”, осталась я одна, “почувствовала, что силы ушли с папой”. Встаю, варю чай, молоко, хожу по роскошному дому (8 комнат), со стен светят великие холсты гения Бурлюка. Наследство я разделила — картины Додику, Никише и Ма Фее (папа так любил называть меня). Земля дома ещё при жизни папы — всё отдано сыновьям».

Мария Никифоровна пережила мужа всего на шесть месяцев и пять дней. Если причиной смерти Давида Давидовича стала сердечная недостаточность, то Мария Никифоровна умерла от рака, о котором ни она сама, ни её родные даже не догадывались — настолько она была растворена в своём муже.