Давид Лившиц

Здесь сильнее всех урядник,

Разводящий у судьбы.

Им и выпасен волчатник

Для погрома и гульбы.

Так случилось, так сошлося, -

Что поделать! Вэ из мир?

Боль свою уйми, Иося,

Тихо, смирно смерть прими!

Йёся шеей грустно вертит,

Йёся бьётся о плетень…

Он бы принял, да у смерти

Не приемный нынче день.

* * *

Ходят евреи тудой и сюдой, -

В Израиле на них нету квоты.

И многие из них, конечно, с бородой,

Как их бородатые анекдоты.

Старый-престарый еврейский анекдот.

Какой? Есть разница? – Не этот, так тот.

Дело не в анекдоте. –

В народе!

То, что у нормальных людей неприятность,

У еврея – повод для шутки.

Наши остроты - это наша кратность

Лихолетиям нашим жутким.

В просветах бед – юмора бред.

Но еврею он – как замерзшему плед.

Как для гончей – след. Как в пост – мясоед.

Как счастливый билет. Как в тоннеле – свет.

То, что на обычном лице улыбка,

На Йёськином лице – гримаса.

Ушами колышет, как плавниками рыба,

И лыбится! – Ну, что за раса!

- Йёся, шалом, как дела?

Отвечает: - Вы будете смеяться,

Но Розочка, жена, тоже умерла…

Ну, не смешно ли? С кладбища шла…

- Шлимазл! Не делайте паяца!

А Йёся смотрит странно так,

И колокольчиком в руке, - бряк, да бряк:

- У вас не найдётся пушинки клок?

И протягивает ведро и дырявый мешок.

- Йёся, зачем тебе столько пуха?

Интересуются за Йёсю два лапсердака.

Йёся бормочет, косит исподтишка:

- Поменьше - на подушечку, Диночке под ухо,

А побольше – для Б-га, на облака…

Спрятаться, спрятаться, цукете, земеле…

за облачком, за облачком, за белым пологом.

Разве можно видеть эту землю

и продолжать оставаться Б-гом?

Отступление

Путешествую в себя,

В свою память, в своё детство,

Может, там найдётся средство

Жить, о павших не скорбя.

Там, где нежилась мечта

Тихо будущего возле

Разграничила черта

Мою жизнь на «до» и «после».

То, что было до меня,

Мне поведала родня,

А что сбудется за мной,

Сгинет, как росинка в зной.

То, что было в жизни «до», -

Как счастливое лото,

А что «после», – просочилось

Как вода сквозь решето.

То, что было после, боль

Перемешана с надеждой…

И живу я дымом - между

Небесами и трубой.

* * *

Как нынче вижу рожи те,

И речи – всё о том:

- Ну, так живёте-можете?

- Как можем, так живём.

Достатку нет, унылые,

Шалеем от вражды….

- Кто вам мешает, милые?

Да всё они, жады!

Дорожки все неровные

Для тех, кто колченог,

У них всегда виновные

Чужой народ и Бог.

2

Может быть, Йёськин сын,

Если был у Йёськи сын,

А может быть, Йёськин внук,

Если был у Йёськи внук, -

Словом, наследный кто-то

Из Йёськиного рода,

Бежал, обиды надраив,

Из родимого края.

У редкого еврея не найдётся резон

Двинуться за горизонт.

Оттого-то – сани ли, дроги,

Самолёты ли, поезда, -

Еврею хорошо в дороге!

И видится ему в залоге

Шестиконечной каждая звезда.

Едет, а не ведает, убогий

Что часто ниоткуда в никуда.

* * *

…Его избили вусмерть. Просто так.

На всякий случай. Больше – для острастки.

Родные увезли его в коляске

От тех антисемитских передряг.

Подальше. Скажем, в город Тель-Авив…

Евреев бьют за то, что те – евреи.

Вступился за кого-то он. (Мотив

был прост). За что и схлопотал по шее.

Добро б по шее, - полуинвалид,

Он был шалавой полуизувечен.

- Ты понял? Не высовывайся, жид!

Запомни, вечный жид, что ты не вечен.

Я был знаком с ним. Наша жизнь горчит,

Но в не заладившейся, есть просветы…

Его спасли беэр-шевские врачи:

Коляска, костыли, штыри, корсеты…

Собрали, словом…Жизнь пошла на лад.

И вот уже стоит он без надсад.

И вот уже на ощупь ищут ноги…

Чего? А те разбитые дороги,

Которые зовут его назад!

Случилось это медленно, не сразу.

Он прятал за улыбкою гримасу.

Он долго ностальгией помыкал…

Он честно к новой жизни привыкал…

И вот он уезжает. Мёд горчит.

Он на упрёки тяжело молчит.

Обратно уезжает, - не назло,

А просто так, - берёт и уезжает,

И суд друзей его не унижает,

И, зубы сжав, вздыхает тяжело.

* * *

…Что на канве ему ангелы вышили?

Какую звезду в небесах?

Разные ветры дули для Мишеле,

И не всегда в паруса.

Северный, что зовётся бореем,

Не секрет, -

Он попутный каким-то евреям,

А каким-то евреям – нет.

Мишеле не станет в жилетку плакать,

Торговать слезой на разлив.

Но ему российские снег и слякоть,

Милее аллей олив…

* * *

- Что такое еврейское счастье?

- Еврейское счастье – это если еврей может жить там,

где он родился.

(Из разговора)

«Русь! Ты уже за холмами!»

(«Слово о полку Игореве»)

«Родина для еврея – место, где его впервые назвали жидом».

В.Шендерович

Так мне рассказал о своём знакомом

Приятель, - как анекдот,

Про то, что здесь жизнь стала Мишеле комом

В горле – ровно через год.

И загрустил, и затосковал он,

Поскучнел, потемнел, спал с лица,

И как своё счастье здесь ни ковал он,

Не вышло из него кузнеца.

Потянуло назад, в какой-то «бург», -

Их много в России, «бургов».

Всякий сам себе демиург,

Творец, когда болью затуркан.

Где по шпалам, и без привалов, -

Былому солдату не в труд, -

Сбиваясь, брёл он в затмении шалом,

Доплыл, долетел, дополз, дошагал он,

И немым счастливцем к брусчатке припал он,

И прошептал:

- Я – тут!

* * *

- Здравствуй, моя единственная любовь, здравствуй!