Читаем Давид Лившиц полностью

Да службист, иль волонтёр-таксатор,

Часто выбраковывал меня.

Всё отдать бы людям на потребу:

Пустырей в округе дополна!

Сеятель! Зови, влеки, и требуй!

Не зовёт… хиреют семена.

Время с центробежной силой мчится,

И несёт, и сносит на края…

«Хорошо б отчизне пригодиться»…

Затихает в пульсе мысль моя.

1983,1991


* * *

В родном Свердловске льют дожди косые,


До злой зимы совсем немного дней.

«Евреи, убирайтесь из России!» –

Написано на каменной стене.

А рядом – знак фашистский.

Ах, мой город!

О чём стальные плачут провода?

О чём молчит, потупившись покорно,

Над горсоветом мокрая звезда?…

На городском пруду не стало чаек…

Ты потерпи ещё немного, Русь…

Тебе, отчизна, скоро полегчает:

Вот соберусь,

А там и уберусь.

Сентября 1990 года.

Пятый год Перестройки.

ПЕРЕД УХОДОМ

Всё больше, всё чаще, всё круче, всё злее.

Терзают недуги родную страну.

Россия страдает, Россия болеет,

И в бедах своих видит нашу вину.

И тот, кто в обносках, и тот, кто в ливрее,

В слепом исступленье, взирая окрест,

Толмачит: во всём виноваты евреи,

Они – наказанье России и крест.

Когда б не они бы, не это отродье, -

Плодились сады, колосились угодья,

И рай был, когда б не они бы…

А мы?

Отныне и присно – печаль нам попутчик.

Воспримем покорно изгнания час.

И если России без нас будет лучше,

Пусть будет отныне Россия без нас.

1992


СТИХИ ПОДЛЕЦУ

У нас с ним родина одна.

Одна земля, одна страна,


Одна Россия без конца, -

Моя земля и –

подлеца.

Нехорошо бывает мне

В его неласковой стране.

Но чудо – родина моя,

Страна, в которой вырос я.

Я бросил бы давным-давно

Его страну, коли дано.

Но как уйти, не знаю я,

С земли, которая моя?

1975

БАЛЛАДА О МАТЕРИ

Из «Триптиха»

Памяти мамы, Клары Ефимовны Часовой-Лившиц

Как быстро примирилась,

Что он уже не твой, -

Мальчишка этот крепкий

В пилотке со звездой.

Он даже той девчонке,

Что к станции бежит,


Как и родной сторонке

Не принадлежит.

Хотела бы погладить.…

Да чувствуешь – нельзя,

Не ты – в шинелях дяди

Теперь его друзья.

Принадлежит мальчишка

На время – старшине,

На долгий путь – теплушке,

И навсегда – войне.

Цыганочке не верь ты,


Что встречу ворожит,

Он смерти, он бессмертью

Теперь принадлежит.

Принадлежит атаке

На тот последний дзот,


Где, вздрогнув, танков траки

Замрут,

и мир придёт

Там где-то, у Потсдама,

Ломая синеву,


Он, охнув, скажет: «Мама…»

И рухнет на траву.

Взойдёт трава забвенья,


Сомкнут живые строй…

И с этого мгновенья

Он снова станет твой.

* * *

(Из цикла «Созвездие гонимых псов»)

Рыжий лохматый пёс

С бельмом на одном глазу,

Свернувшись, как мокрый вопрос,


Мок под дождём в грозу.

Я рыжему двери открыл,

Ворчали неба басы,


Я на двоих разделил

Случайный кусок колбасы.

Пёс согревался, скуля,

Вода стекала, струясь,


Не мигая, смотрел на меня


Слепой виноватый глаз.

А когда заторчал в небесах

Рыжей радуги хвост,

И ушёл, собачья гроза,

Соседнего склада завхоз,


Рыжий лохматый пёс


В зубах своих кость принёс,


Положил к ноге и притих,

Кость, - одну на двоих.


Из «Негевского Дневника»

НЕГЕВ

Есть что-то грядущее в этих грядах.

Быть может - множественность горизонтов.

Меня

здесь

больше,

чем в городах,

где я - лишь пылинка в тени мастодонтов...

Здесь вечность песочные часы ворошит

И ценит простор в его сером убранстве...

Пустыня увеличивает пространство души

И мы продолжаемся в этом пространстве.

лето, 1995


* * *

Снова гонит хамсин из пустыни песок,

Рядом Негев уткнулся отрогом в порог,

И скрипит вековая не пыль на зубах, -

Это предков далёких развеянный прах.

15.02.94


* * *

Скажем, если с неба звезды

Разложить на склоне гор,

Эти грузди, эти гроздья

Бездны

выложить в узор,

А в узорные террасы

Вплесть янтарь огней и трассы,

И в короны этих трасс

Вставить жемчуг и алмаз,

Электроны высшей пробы

Над провалом тёмных вод

Серпантином бросить в пропасть

К катафотам в хоровод, -

Вспыхнет новая туманность

Над ночною кутерьмой,

И возникнет Первозданность.

Сотворенье. День Восьмой.

Звёзды в небе - чётки Б-га,

А мерцающее лоно

Между двух крутых отрогов -

Копи царства Соломона.

А ещё бы с пирса, с кресла,

Уголок себе сыскав,

Всей фиесты слушать престо

И ловить с бокалом кайф, -

То и будет этот берег,

Где двойник его - Кинерет, -

Праздник и феерия, -

Сколок рая - Тверия.

18.06.96

В О Д О П Р О В О Д В П У С Т Ы Н Е

Струя воды текла из крана,

И ветер той струёй играл,

И тень воды текла синхронно

На белом сколе голых скал.

И, как дублёры, эти горы

Чернели тенью на земле,

И жили ломкие повторы

Теней у солнца в кабале.

Моя у скального развала

Тень губ ловила тень струи

И так же жажду утоляла,

Роняя капельки свои.

И капля, та, что с губ спадала,

И, потеряв с губами связь,

С летящей тенью совпадала,

В конце пути соединясь.

Я умилялся совпаденью...

И зной мой слабый дух смутил:

Была ли тень моею тенью

Не я ли тенью тени был?


... Но вспомнил: было не однажды:

Вода!

Я поклонялся ей,

Пустыне, утолявшей жажду

Мою

И памяти моей.

Где Будущее с Прошлым зналось,

Обменивалось с ним глотком,

И Настоящее склонялось

Над неиссякшим родником.

1994


Перейти на страницу:

Похожие книги

Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия