Давид. Обретая корни

Из раздумий меня вырывает шум гравия под колесами машины. Матвей приехал. Ну что ж, Давид. Это еще не конец. Выше нос. Пора приступать к уборке.

Через пару часов напряженной, грязной работы мы наконец выезжаем на дорогу, ведущую в деревню, и я решаю позвонить Харлею, чтобы сообщить ему новости. О том, что у него никогда не будет шанса познакомиться с братом. Да, теперь он знает, что его брат, как и отец, был настоящим чудовищем. Но все же...

Его «да» в трубке не громкое, но в нем слышно волнение. Я, сильно сжимая историю и опуская многие подробности, рассказываю ему обо всем, что случилось за последние сутки. После чего на другом конце трубки повисает долгое молчание. Затем он хриплым голосом спрашивает: — С мальчиком все хорошо?

— Да.

— С его мамой?

— Да.

— Это все, что имеет значение, — его тон теперь ровный и бесстрастный.

— Сочувствую, что твоя семья была... такая.

— Да, о семье. Давид, я знаю, мы не очень-то ладили в последнее время, но я хочу попросить тебя.

— Да?

— Привези их в город. Они ведь тоже моя семья. Я буду помогать всем, чем смогу. Я мог бы... мог бы снимать им квартиру, помогать с мальчиком. Я бы... Мальчику нужен мужчина в семье.

Я и так планирую привезти их в город. Но по другой причине. И я согласен с его последней фразой. Но не Харлей должен быть этим мужчиной. Я хочу быть частью этой семьи. Я должен быть мужским примером для Левы. Он, конечно, тоже. Но только на правах дяди. Я понял это после сегодняшнего, когда был так близок к тому, чтобы потерять их.

Когда я долго не отвечаю, он повторяет с нажимом: — Привези их!

— Ты не представляешь, как она упряма.

— Как София?

— Хуже. Но я постараюсь. Сделаю все, что смогу.

— Давид! — кричит он, когда я уже собираюсь нажать отбой.

— Да?

— Спасибо! За все.

Когда я подхожу к знакомому крыльцу с прогнившими досками, начинаю все больше нервничать. Я переживаю, как Лева справится со всем, что произошло с ним. Как отреагирует Аврора на мое предложение покинуть родную деревню и отказаться от всего, что она с таким трудом тут построила, ото всех связей.

У нас уже был этот разговор однажды. Но теперь все поменялось. Я позову ее на других условиях.

То, что она любит меня, упрощает мне задачу. Но этого может быть недостаточно. Было бы легче, если бы я признался в том, что понял сегодня. Но я не уверен, что готов произнести эти слова вслух. Я признался самому себе. Но признаться ей — это совсем другое дело. Не знаю, смогу ли?

Глава 34

Аврора

Убираю волосы со лба сына и прижимаюсь губами к его виску. Он спит. Думаю, он будет спать долго и глубоко после всего.

Когда мы приехали домой, я искупала его в ванной и дала теплого молока, куда он намешал три ложки своего любимого варенья, чего я обычно не разрешаю. После этого он вырубился сразу же, как его голова коснулась подушки.

Потом я сама пошла в ванну, пока бабушка приглядывала за ним. Я долго стояла под обжигающим душем, и хотя мои руки были до скрипа чисты, мне казалось, они все в крови. Но я не жалею о том, что сделала. Теперь я знаю, я убила бы не только ради сына, но и ради Давида. Наверное, это временные галлюцинации от пережитого стресса. Боюсь думать о том, в каком стрессе находится Лева, и напоминаю себе, что для маленьких детей есть только «сегодня», они быстро забывают плохое и умеют наслаждаться моментом здесь и сейчас.

Я сделаю все, чтобы каждый его день был наполнен счастливыми моментами. Буду надеяться, что от любых ужасных воспоминаний не останется ни следа, и буду баловать его так, как никогда раньше. С последствиями и разберусь позже. Главное, чтобы все, что он запомнил из своего раннего детства, это только счастье и радость. Никакого страха, никаких пугающих незнакомцев.

Когда я отступаю от его кровати, большая теплая рука опускается мне на плечо. Давид приехал полчаса назад и тоже провел довольно продолжительное время в душе. Матвей принес ему из машины запасную одежду. Кажется, у этих парней продумано все, на все случаи жизни.

— С ним все будет хорошо. Он такой же сильный, как его мама, — негромко говорит Давид. — Но мы покажем его психологу на всякий случай. Я поговорил с Харлеем, то есть с Пашей, кхм, с дядей Льва. Настя... ээ, его женщина — врач и у нее есть подруга, очень хороший психолог. Она готова принять Льва в любое удобное для нас время.

Я рассеянно киваю, все еще глядя на спящего сына: — Надеюсь, он забудет обо всем, что произошло.

— Я тоже, — мягкий голос Давида звучит прямо у моего уха, когда он смотрит через мое плечо на спящего Льва.

Я знаю, что Давид не может находиться в этой комнате долго, и удивляюсь, когда вместо того, чтобы выйти, он обходит меня и садится на край кровати, глядя на спящего Льва. Под его тяжестью матрас опускается и это двигает Льва так, что он просыпается.

— Папа? — он спрашивает, обводя сонными глазами комнату, и останавливается на Давиде.

Он спрашивает о Марате? Неужели тот рассказал ему, кто он, и велел себя так называть? Или он называет так Давида?

Только открываю рот, чтобы поправить его, как Давид делает это первым: — Это я! Давид.