Давид против Голиафа

На самом деле, здесь есть любопытный процесс смешения. Во-первых – что такое эстетика? Сама эстетика нуждается в очень специальном и глубоком рассмотрении через увеличительное стекло теологического анализа. В конечном счете, эстетика невозможна без формы. А форма невозможна без проявления количества в материальном вещественном мире. Ибо что есть форма, если это не геометрия, не симметрия, если это не соразмерность, если это не ритм. Первичное эстетическое чувство связано с инстинктивным удовлетворением от обретенной гармонии. Самая первичная и самая сырая эстетика проявилась в античном мире, где она носила явно геометрический, ритмический характер. В мире рисовали всюду. В мире изображали людей, животных, богов, все что угодно. Но изображали их с функциональными целями, – чтобы им поклоняться, чтобы их заклинать, чтобы воздействовать на причинно-следственные цепи событий. Например, идолы на острове Пасхи или изображения, иллюстрирующие «Книгу мертвых» на стенах пирамид – это функциональные изображения, информационные изображения или магические изображения.

Изображения, которые созданы исключительно для эстетического удовлетворения от соразмерности и гармонии, появляются в определенном месте – Средиземноморская Ойкумена. Оттуда эта эстетическая концепция распространилась по всему миру. Эстетика проникла и на Восток, поскольку Восток через Средиземноморье был очень тесно связан с эллинской традицией. Как известно, Платона и Аристотеля вернули Европе арабы, но прежде, чем вернули, глубоко познакомились с ними. И мощные последствия античного послания действовали в арабо-исламской цивилизации, практически, вплоть до монголов. Монголы разрушили феерическое великолепие Халифата. Постмонгольская исламская цивилизация выглядит крайне одномерной и монохромной по сравнению с аббасидами. Но Ислам был спасен этим, потому что цветение ведет к гибели.

Эстетика, таким образом, распространилась очень широко. Что такое эстетика? На самом деле, это самая ранняя форма восприятия информации. Вот мы, когда входим в комнату, зажигаем свет, и в первую же долю секунды мы оцениваем эту комнату с точки зрения соответствия привычному, то есть тому, какой мы эту комнату оставили, уходя. Комната выглядит определенным образом. Слева этажерка, справа – вазочка, прямо – картина и так далее. И когда человек возвращается в комнату, которую он сам расположил, убрал, с которой у него связаны определенные воспоминания, он ее узнает, у него возникает чувство удовлетворения от того, что он оказался в привычном, знакомом мире. Между этим ощущением и эстетическим переживанием гармонии, ритма, симметрии, соразмерности есть прямая связь. Представьте себе, что кто-то побывал в этой комнате и произвел какие-то перестановки, все поменял местами. Вы зажигаете свет и оказываетесь в совершенно незнакомом пространстве. Это шок, который вас выбивает из нормального состояния. Предельный шок – оказаться вообще в космическом пространстве, где все непонятно – утрачивается ощущение присутствия «у себя». Но разве не то же самое испытывает человек, когда он сталкивается со звуковым диссонансом, с явной асимметрией, с неправильностью расположения поверхностей, углов, с тем, что не соответствует в нем ожидаемому, некой априорно присутствующей в человеке воле к пропорции, представлению о пропорции (я говорю о пропорции в очень широком смысле). Человек – это корпоральная система, погруженная в корпоральный мир, мир корпоральных ориентиров. Хождение человека по потолку вниз головой шокирует не только взрослого, но и маленького ребенка. Малыш, у которого еще нет устойчивого опыта, увидев нечто, не соответствующее общечеловеческим стандартам, начнет реагировать негативно, плакать и протестовать. Это значит, что ощущение того, как должно быть в корпоральном мире, встроено в человека априорно. Паттерны, шаблоны, мыслеформы, которые существуют в человеке, – это некие количественные программы, в соответствии с которыми человек оценивает приходящую к нему сенсорную информацию. Раздается за углом лязг скрежещущего металла – «ага, столкнулись автомобили, или что-то в этом роде». Информация не есть долетевший до него звук рвущегося металла; информацией этот звук становится тогда, когда он ложится в некую модель, некое клише. Если человек сталкивается с хаосом впечатлений, пятен и никак не может этот пазл собрать в узнаваемую картину, то это для него не информация, но хаос. Так вот, эстетика есть самая коренная базовая форма организации впечатлений, превращения их в информацию.