Давид Сасунский. Повесть по мотивам армянского эпоса

Принесли пастухи котел о семи ушках, в котором у них был приготовлен плов на семь дней, и поставили перед Давидом. Рядом положили хлеб, тоже на семь дней, и подмигнули друг другу: поглядим, мол, сколько он съест!

Давид клал один лаваш на другой, на них — два ковша плова, потом скручивал их жгутом, два раза откусывал — и двух лавашей как не бывало. Плугари подталкивали друг дружку локтем и пересмеивались втихомолку. А Давид весь их семидневный запас съел подчистую, запил водой, которую плугари тоже на семь дней себе запасли, сел на коня, попрощался и — в путь.

— Ой-ой-ой!.. — воскликнули плугари. — Что же он наделал? Съел без остатка наш недельный запас! Нам еще целую неделю здесь работать — кто же нам даст хлеба и воды? В деревню пойти, там скажут: «Вы что, волки, что ли? Недельный запас в один день сожрали?» Сказать, что путник подсел и все съел, — не поверят. Как же нам быть?

Давид услышал этот их разговор, обернулся к ним и сказал:

— Вы тут пока отдохните, а я за один час вспашу, сколько вам за неделю вспахать полагается, и дело с концом!

— Как это ты вспашешь?

— Очень просто. Как я семидневные ваши запасы сразу подчистил, так и семидневный ваш труд сразу окончу.

Связал Давид все семь плугов, сел на Конька Джалали, цепь на руку намотал, проехал до конца поля, вернулся обратно — полполя вспахал.

— Ну что? Теперь убедились? — спросил он. Плугари в изумлении переглянулись.

— Тут твое умение ни при чем, — заметил молодой плугарь. — Это сила твоего коня.

При этих словах Давид соскочил с Джалали, намотал на руку цепь и за полчаса оставшуюся часть поля вспахал.

— А теперь что скажете? — спросил он. Плугари рты разинули от удивления.

— Ну и ну! — сказали они. — Ох и силища у тебя, Божий человек! Ты словно Давид Сасунский.

Рассмеялся Давид:

— А я и есть Давид Сасунский! У плугарей глаза на лоб полезли.

— Так ты Давид Сасунский?

— Клянусь Богом, я Давид Сасунский! А это мой Конек Джалали! Обрадовались плугари, окружили Давида.

— Давид! — сказали они. — Слыхом мы про тебя слыхали, а видом не видали. Наш недельный запас пусть будет тебе во здравье! Куда бы ты ни пошел, да не споткнется о камень твоя нога! Да зеленеет зелень и да цветут цветы на твоем пути! Никогда не ведай печали! Да исполнит Господь желание твоего сердца!

Пока Давид уплетал недельный запас еды, который себе наготовили плугари, молодой плугарь сел на коня, поскакал к Чымшкик-султан и рассказал ей про необыкновенного этого пахлевана.

«Это, уж верно, Давид, — подумала Чымшкик-султан, — пришел, моего хлеба поел и ушел к Хандут-хатун! Хандут-хатун!.. Подумаешь, важная птица!.. Да она мизинца моего не стоит!»

В это время мимо ее дворца проезжал по улице Давид.

Чымшкик-султан окликнула его, остановила, вышла на улицу, взяла Давидова коня под уздцы и спросила:

— Куда путь держишь, Давид?

— В Капуткох.

— Я знаю, ради кого ты туда едешь. Гусаны мне всё рассказали. Слезай с коня и пойдем ко мне — закуси, отдохни. Капуткох от тебя не убежит.

Чымшкик-султан была красавица и говорить умела красно. Чары ее подействовали на Давида — сошел он с коня, поел, семилетнего гранатного вина выпил, захмелел и уснул…

Проснулся Давид ни свет ни заря, и стали его мучить угрызения совести, и взяло его зло на себя.

«Что же я наделал! — подумал он. — Мой народ обмануть нельзя. Почему же меня обманули сладкие речи этой женщины?»

— Давид! — сказала Чымшкик-султан. — Останься у нас еще на денек!

— Нет! — отрезал Давид. — Один раз ты меня уже обманула — довольно!

— Давид! — продолжала Чымшкик-султан. — Ведь мы с тобой кольцами обменялись!

— Наши кольца обменяли мой дядя и твоя мать, — возразил Давид. — Неделю тому назад я твое кольцо отослал обратно.

С последним словом Давид сел на коня и поскакал.

Чымшкик-султан вслед ему поглядела.

— Ну погоди ж ты у меня, косноязычный Давид!.. Приехал, приворожил меня, а теперь едешь жениться на Хандут?.. Вот я тебе покажу Хандут-хатун! Подумаешь, важная птица! Да она мизинца моего не стоит!..

С той поры Чымшкик-султан стала недругом Давида, его супротивницей. Три дня сидела Хандут-хатун под окном, все поджидала Давида.

На четвертый день, когда солнце стояло уже высоко, смотрит Хандут-хатун — между небом и землей, полыхая огнем, мчится всадник.

«Это, уж верно, Давид», — подумала Хандут и обратилась к привратнику:

— Гамтол! Запри скорее ворота. Сейчас всадник подъедет. Только успел Гамтол руку протянуть к воротам, а Давид уже тут как тут. Кто ни посмотрел бы в тот миг на Давида и на Джалали, всякий сказал бы: «Крепость взгромоздилась на крепость». Давид осадил Джалали под самым окном.

Как увидела Хандут-хатун Давида, сердце запрыгало у нее от радости, и она бросила Давиду яблоко. Давид поймал яблоко, понюхал, взглянул на Хандут, да так и обомлел. «Хандут-хатун может солнцу сказать: «Солнце, заходи! Я вместо тебя буду светить». Гусаны и половину ее красот воспеть не сумели», — подумал Давид.