Давид Сасунский

С последним словом Давид сел на коня и поскакал.

Чымшкик-султан вслед ему поглядела.

– Ну погоди ж ты у меня, косноязычный Давид!.. Приехал, приворожил меня, а теперь едешь жениться на Хандут?.. Вот я тебе покажу Хандут-хатун! Подумаешь, важная птица! Да она мизинца моего не стоит!..

С той поры Чымшкик-султан стала недругом Давида, его супротивницей. Три дня сидела Хандут-хатун под окном, все поджидала Давида.

На четвертый день, когда солнце стояло уже высоко, смотрит Хандут-хатун – между небом и землей, полыхая огнем, мчится всадник.

«Это, уж верно, Давид», – подумала Хандут и обратилась к привратнику:

– Гамтол! Запри скорее ворота. Сейчас всадник подъедет. Только успел Гамтол руку протянуть к воротам, а Давид уже тут как тут. Кто ни посмотрел бы в тот миг на Давида и на Джалали, всякий сказал бы: «Крепость взгромоздилась на крепость». Давид осадил Джалали под самым окном.

Как увидела Хандут-хатун Давида, сердце запрыгало у нее от радости, и она бросила Давиду яблоко. Давид поймал яблоко, понюхал, взглянул на Хандут, да так и обомлел. «Хандут-хатун может солнцу сказать: «Солнце, заходи! Я вместо тебя буду светить». Гусаны и половину ее красот воспеть не сумели», – подумал Давид.

А Хандут-хатун затворила окно и скрылась в глубине комнаты. Давид направился к воротам, смотрит – грозный пахлеван с тяжелой палицей в руке стоит у ворот. Давид со страху ему поклонился. Гамтол ответил поклоном на поклон.

– Вот те на! – сказал он. – Уже сорок лет, как я здесь привратник, а никому еще на поклон поклоном не отвечал. Нынче Давида Сасунского увидел и со страху ответил ему на поклон.

А Давид ему в ответ:

– Ну, слава Богу! Раз и ты со страху мне поклонился, стало быть, беды в том нет, что и я со страху поклонился тебе. Вот если б ты со мной не поздоровался, обида меня бы сглодала, сжила бы со свету.

– Милости просим, брат мой Давид, добро пожаловать! Ты к нам зачем?

– Я приехал свататься к Хандут-хатун. Как бы мне ее повидать?

– Хандут-хатун по пятницам с сорока своими прислужницами выходит в царский сад погулять. Нынче как раз пятница. Иди в сад, там ты ее и увидишь.

– Как тебя звать? – спросил Давид.

– Гамтол, твой слуга.

– Гамтол! Ты назвал меня: «Брат мой Давид». Давай побратаемся!

– Я лучше, чем ты, брата себе не найду, – молвил Гамтол. – Коли ты женишься на Хандут, возьмешь меня в посаженые отцы?

– Мне лучше, чем ты, посаженого отца не найти, – отвечал Давид.

Подъехал Давид к царскому саду, пустил коня пастись среди роз и рехана [10], а сам лег у Родника бессмертия и уснул.

Пришла Хандут с сорока прислужницами, смотрит – Давид спит у Родника бессмертия, а конь пасется среди роз и рехана.

Рассердилась Хандут-хатун.

– Экий невежа Давид Сасунский? – сказала она. – Мой сад – это что, пастбище для него? Сам разлегся, а его конь топчет розы мои и рехан. Птица на крыле, змея на животе не смеют к моему саду приблизиться. Видно, Давид об ста головах, что в сад мой проник. Скажите: пусть уезжает. Но только дайте ему сначала поесть. Голодного выгнать жаль.

Прислужницы принесли Давиду поесть. Давид искупался в Роднике бессмертия, поел, попил, а затем обратился с вопросом к прислужницам:

– Как поживает ваша Хандут-хатун? А прислужницы ему на это:

– Наша Хандут-хатун говорит про тебя: «Как он посмел въехать в мой сад, как он дозволил коню своему розы мои и рехан топтать?» Хандут-хатун велела тебе убираться вон. А не то…

– Коли ваша Хандут-хатун хочет, чтобы я уехал отсюда, – перебил их Давид, – зачем же она поесть мне дала? Нет, я отсюда никуда не уйду. Передайте вашей Хандут: пусть поступает со мной как ей заблагорассудится.

Прислужницы удалились. Давид подозвал Гамтола.

– Гамтол! Где бы поставить коня? – спросил он.

– Брат мой Давид! – отвечал Гамтол. – Кони пятидесяти пахлеванов стоят вон в той конюшне. Поставь и ты там своего коня.

Давид отворил ворота конюший, разнуздал Джалали и сказал:

– Ну, иди! Коли ты одолеешь коней, стало быть, я одолею хозяев. Конек Джалали с торжествующим ржаньем вбежал в конюшню.

Все пятьдесят коней в страхе прижались к стене. Джалали всю их люцерну съел. Весть о том конюхи поспешили Хандут-хатун принести,

– Конь себя показал, – молвили они. – Теперь поглядим, каков хозяин.

Когда Хандут-хатун бросила Давиду яблоко из окна, все пятьдесят пахлеванов разобиделись.

– Мы уже семь лет сохнем по ней и таем, – сказали они, – а она на нас никакого внимания. А этот репоед сасунский не успел с коня сойти – она ему яблоко бросает! Мы не позволим заике Давиду восторжествовать над нами.

Вошел Давид в палату. Там пятьдесят пахлеванов вино пили. Рядом с Давидом они выглядели малыми детьми. Как посмотрели они на Давида, сердце у каждого из них упало, и они между собой уговорились:

– Давайте напоим его и убьем. Иначе плохи будут наши дела. Навряд Хандут кого-либо из нас ему предпочтет.

Пригласили они Давида, усадили, семилетнее гранатное вино разлили и протянули чару Давиду.

– Добро пожаловать, Давид! – сказали они. – Выпей за здоровье Хандут-хатун!

Давид исподлобья взглянул на них и сказал: