Давние встречи

В это мрачное время реакции, заразившись «полярной лихорадкой», мечтая о нетронутых северных странах, в молодые годы начал путешествовать Николай Васильевич Пинегин — будущий полярный исследователь, талантливый русский художник, автор замечательных книг о полярном Севере.

«Не было на Севере тогда, — писал он, — ни государственных рыбных, пушных, горнопромышленных и химических комбинатов, ни шоссе, ни железных, ни проезжих дорог. И слово север писалось через ять. О крайних к Ледовитому океану областях — даже столь близких от столицы, как Карелия, Лапландия и Печорский край, — никто не имел правильного представления. Человек, по какой-либо причине заинтересовавшийся севером, не мог заметно расширить своих знаний даже при желании это сделать. Ни в одном университете не было кафедры географии полярных стран.

Еще будучи студентом Академии художеств, Пинегин предпринял самостоятельные поездки на Мурманский берег и Новую Землю. В своих путевых записках он живописно рассказал о нетронутом северном крае, о древней Коле и доверчивых лопарях, о настоятеле Печенгского монастыря отце Ионафане, подобравшем к рукам окружавшие его богатства. Путешествовал Пинегин в те времена почти без денег, на скудные средства, предоставленные ему архангельским обществом изучения Севера.

Первые путешествия по Крайнему Северу на всю жизнь закрепили в молодом страстном художнике любовь к суровой северной природе, к неповторимой ее красоте, простым и отважным людям, с которыми приходилось встречаться.

В 1910 году, отправляясь на Новую Землю, Пинегин познакомился в пути с морским офицером-гидрографом, ехавшим в Крестовую Губу во главе небольшой гидрографической экспедиции. В кают-компании парохода пассажиры слушали увлекательные рассказы веселого офицера о его прежних путешествиях.

С Георгием Яковлевичем Седовым (так звали гидрографа, будущего знаменитого полярного путешественника) Пинегин близко сошелся на работе в Крестовой Губе. Светлыми летними ночами, с винтовкой за спиной и этюдным ящиком под мышкой, художник приходил в лагерь Седова. В палатке было по-походному уютно, веселый, кипевший избытком энергии Седов любезно встречал гостя. Прихлебывая горячий чай, молодые путешественники беседовали о Севере, о планах будущих путешествий, о намерении художника посвятить свои силы изображению северной природы, тогда почти никому не известной. В задушевной беседе Седов признавался новому другу в своей заветной мечте. С зажигающим волнением он говорил о плане похода к Северному полюсу, о преимуществе русских людей в этом историческом предприятии, о неоднократных неудачах богато снаряженных а экспедиций, заботившихся лишь о денежной выгоде и шумной рекламе.

Седов предполагал двигаться на полюс самостоятельно при минимальной затрате денежных средств. Пунктом конечного отправления он избрал северные острова Земли Франца-Иосифа, до которых предполагал добраться на небольшом экспедиционном судне. В походе на полюс он рассчитывал на стойкость и выносливость русских людей, выросших и закалившихся в суровом климате родной страны, с детства знакомых с морозами и морским льдом.

Целыми ночами друзья беседовали о предстоящем путешествии, спорили о его деталях. Встреча с Седовым имела решающее значение в судьбе молодого художника Пинегина, определила его жизненный путь. В одной из ночных бесед Георгий Яковлевич предложил художнику принять участие в экспедиции к Северному полюсу. Посмотрев в его глаза, протягивая руку, Седов сказал:

— Отказываться потом не станете? Пусть будет крепко, по рукам!

Самое трудное было в отсутствии денег. Седов надеялся на сочувствие его предприятию государственных и ученых организаций, рассчитывал на общественную поддержку. Как показало ближайшее будущее, эти надежды натолкнулись на почти неодолимые препятствия: на косность и недоброжелательность чиновников, на равнодушие и насмешки либералов, заподозривших в предприятии Седова нечто слишком дерзкое, «неприличное» для России.

Дружба двух путешественников продолжалась и по возвращении в Петербург. Друзья встречались часто. Со свойственной ему неутомимостью, Седов писал многочисленные «докладные записки», выступал с публичными сообщениями о предполагаемом походе. Многие русские люди доброжелательно говорили о смелом моряке, сердечно желали ему успеха. Иное отношение встретил Седов со стороны царских чиновников и своих сослуживцев.

Ближайшее начальство Седова — генерал Вилькицкий и многие другие высшие чиновники — относилось к плану Седова неодобрительно. В этом недоброжелательстве сказывалась скрытая зависть, презрение «белой кости» к «чернокостному» выскочке, сыну приазовского рыбака. Мужественно переживал Седов разные невзгоды и нападки, все же не теряя надежды на осуществление заветной мечты. Встречаясь с Пинегиным, он откровенно делился своими планами, рассказывал о тяжких «хождениях по мукам». В своих дневниках и записках Пинегин рассказал об испытаниях, которые пришлось выдержать в те годы Седову в чиновном Петербурге: