Читаем Давние встречи полностью

Ехали мы по незнакомой пыльной дороге, иногда останавливаясь в селах и деревнях. На пути нашем встречались остатки помещичьих усадеб. Мы подивились обилию старинных дворянских гнезд в бывшей Тверской губернии. Дворяне, по-видимому, селились здесь поближе к знаменитому тракту, соединявшему наши столицы. С Александром Трифоновичем мы поговорили о том — кто только не езживал по этому прославленному пути между Москвой и Петербургом! Начиная от царя Петра, ездили по радищевской дороге цари и царицы, богатые помещики. Гоняли лошадей царские гонцы. Не раз проезжали здесь Пушкин и Гоголь. Да разве можно перечислить всех путников знаменитой дороги, на которой стояли дорожные станции со смотрителями и перекладными лошадьми, лихими ямщиками, валдайскими колокольчиками? И днем и ночью, зимою и летом двигались по радищевскому пути бесчисленные подводы. Сколько сложилось песен, сколько услыхали проезжие люди рассказов! Сколько было на пути торговых сел и бедных русских деревенек! Позднею осенью и весною подводы и барские экипажи утопали в непролазной грязи. Недалеко от Карачарова сохранилось селение с прежним названием Черная Грязь. Уже никто не подумает — откуда взялось это название деревни. Теперь здесь широкое асфальтовое шоссе, одна за другою мчатся на резиновых шинах быстрые легковые и грузовые машины. Никто не помнит о прежних временах. Давно спят на кладбищах удалые ямщики, знатные господа, заставлявшие их распевать веселые песни. Почти стерлись с земли дворянские усадьбы, нарядным ожерельем украшавшие знаменитый тракт. Остатки фундаментов, окруженные живучей сиренью, и попадались на нашем пути.

Останавливаясь, мы заходили в колхозные чайные, знакомились и беседовали с людьми. Твардовский неизменно заходил в колхозные кузницы, где пахло окалиной, кузнечным горном, в котором тлел уголь. Посещение кузниц напоминало Александру Трифоновичу далекое его детство, наши родные смоленские места. По пути мы любовались красотой природы — колосилась в полях рожь, цвела гречиха.

Благополучно добрались мы до последней небольшой деревни, возле которой начинался смешанный лес, отделявший деревню от непроходимого Оршанского мха. Закусив и отдохнув, оставив в деревне нашу машину, мы тронулись пешком в трудный путь.

В охотничьей долгой жизни мне не раз доводилось видеть большие моховые болота. Мы прошли смешанным лесом по пробитой людьми стежке-тропинке до самого края мохового болота, где стежка незаметно терялась. Приходилось ли вам самим видеть большие моховые болота, заросшие редким сосняком? Идешь, идешь, бывало, по такому болоту, и ничто не меняется.

Потеряв узкую стежку, мы вступили в такое болото. На моховых кочках ожерельем румянилась клюква. Иногда из-под наших ног с шумом поднимался выводок белых болотных куропаток и, низко летя над землею, исчезал за деревьями. Мы шли почти наугад. Изредка на мху попадались человеческие следы. Трудно представить себе что-нибудь унылее мохового болота. Все однообразно, те же растут низкорослые сосенки, без края, без конца виднеются моховые круглые кочки. Несколько часов пробирались мы по однообразному болоту, пока за поредевшими мелкими сосенками не показалась темная гладь Петровских озер.

Были мокры, неприветливы берега этих озер, заросших кугой и осокой. Черною казалась торфяная недвижная вода. На обширном озере, сохранившемся от далеких ледниковых времен, не было видно противоположного берега. Озеро простиралось недвижной темной гладью, по которой ходили едва заметные волны.

На берегу озера нас никто не встретил. Не было видно населенных островов, куда мы направлялись. Наш проводник Саша и его земляк отправились берегом озера, чтобы разжечь костер и сообщить таким способом жителям острова о прибытии гостей. Мы остались одни на пустынном и голом берегу дожидаться ночи. Нелегко было развести костер, возле которого на подостланных ветвях мы с Твардовским устроили женщину с ребенком. Я иногда отходил от костра, прислушивался к ночным звукам. Где-то крякали дикие утки. Казалось, мы попали в необитаемое и дикое место, куда люди не проникали.

Полночи мы провели на берегу пустынного озера, ожидая людей, которые должны были приехать за нами. Известием о нашем приезде должен был быть костер, зажженный накануне Сашей на этом берегу. Почти под утро в густой темноте послышался с озера стук подвесного мотора. Вскоре увидели мы лодку, в которой сидели мужчина и девушка. Оказалось, что это были жених и невеста, на свадьбу которых мы поспешали. Вместе с женщиной и ее ребенком мы погрузились в присланную за нами лодку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 знаменитых евреев
100 знаменитых евреев

Нет ни одной области человеческой деятельности, в которой бы евреи не проявили своих талантов. Еврейский народ подарил миру немало гениальных личностей: религиозных деятелей и мыслителей (Иисус Христос, пророк Моисей, Борух Спиноза), ученых (Альберт Эйнштейн, Лев Ландау, Густав Герц), музыкантов (Джордж Гершвин, Бенни Гудмен, Давид Ойстрах), поэтов и писателей (Айзек Азимов, Исаак Бабель, Иосиф Бродский, Шолом-Алейхем), актеров (Чарли Чаплин, Сара Бернар, Соломон Михоэлс)… А еще государственных деятелей, медиков, бизнесменов, спортсменов. Их имена знакомы каждому, но далеко не все знают, каким нелегким, тернистым путем шли они к своей цели, какой ценой достигали успеха. Недаром великий Гейне как-то заметил: «Подвиги евреев столь же мало известны миру, как их подлинное существо. Люди думают, что знают их, потому что видели их бороды, но ничего больше им не открылось, и, как в Средние века, евреи и в новое время остаются бродячей тайной». На страницах этой книги мы попробуем хотя бы слегка приоткрыть эту тайну…

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Ирина Анатольевна Рудычева , Татьяна Васильевна Иовлева

Биографии и Мемуары / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное