Давно забытый Зимний король

Потому что пение соединяет тебя с твоей сущностью. Потому это успокаивает тебя, а иногда усиливает и проясняет твои эмоции.

Я глядела на него.

Попробуй, голубка.

— Просто… спеть? — я огляделась. — Разве сфера ауры не привлечет внимание Лутира?

Уверен, он следит за мной, чтобы убедиться, что я продолжаю умирать, но он не вмешается.

— Откуда уверенность?

Потому что я знаю его хорошо за века конфликта. Он решит, что ты создаешь сферы ауры для меня, и твои якобы отчаянные попытки продлить мою жизнь будут только питать его радость от победы надо мной.

Я скривилась, не могла спорить с его логикой.

Теперь пой, — приказал он, лениво прижал уши и улегся, чтобы ждать.

Я взглянула на Зака, ощутила укол сомнений и решительно закрыла глаза. Я сидела, пыталась придумать песню, и знакомый запах ночного луга шевелил сотню воспоминаний о детстве. Глубокая печаль наполнила меня, строилась на трагедии этого места, моего прошлого, боли и мучений, которые пережили все мы. И боль на глубине: тоска по родителям и безнадежное желание снова их увидеть.

Горестная нота сорвалась с моих губ, я запела:

— Macushla, macushla, — запела я, ирландское слово «милая» было тихим и грустным, — твой сладкий голос зовет, тихо меня зовет снова и снова.

Я пела, текст наполнял мой разум, выталкивая все остальное.

— Macushla, macushla, я все еще слышу. Macushla, macushla, тянутся твои белые руки. Они все еще обнимают, ласкают меня.

Песня поднималась во мне, и я поднималась с ней, сердце ехало на волне печали.

— Протяни их из тьмы, утраченная любовь, macushla. Пусть они, если смогут, снова свяжут меня.

Ноты гудели в моем горле, полные эмоций.

— Macushla, macushla, говорят твои красные губы, что смерть — это сон, важна лишь любовь. Так пробудись, macushla, пробудись ото сна. Голубоглазая macushla пробудись и останься.

Последняя нота утихла, воцарилось молчание. Я не открыла глаза, кожу покалывало.

Вместо мягкой и ровной силы луга казалось, что моя песня резонировала с землей, отражая все, что я влила в слова. Энергии природы гудели с моим голосом… с моей сущностью.

Я открыла глаза, посмотрела на измерение фейри. Пейзаж мерцал в бледном тумане, но не парил без направления, а плавно кружился, и я была в центре медленного вихря.

От вида было не по себе, я быстро заморгала, чтобы видеть обычный мир.

Зак сидел напротив меня, его лицо было гладким, нечитаемым. Какой бы ни была его реакция на мое пение, он успел ее скрыть.

Я посмотрела на Рикра.

Вот же, — заявил он. — Я говорил, что смогу учить тебя не хуже друида.

— Ладно, — с дрожью сказала я, пытаясь подавить горе, которое я направляла в песню. — И… это сфера ауры? Это не происходило раньше, когда я пела.

Случалось, голубка. Ты манипулировала энергиями вокруг себя с помощью голоса, сколько я тебя знал. Только теперь тебе хватает силы четко ощутить эффект.

Зак склонился ближе.

— Теперь попробуй повторить это без пения.

Я нахмурилась.

— О, а ты можешь спеть лучше?

— Нет, но я не об этом. Будет сложно петь и сражаться за жизнь одновременно, верно?

Он был прав, но мои расцветающие навыки друида не будут иметь значения, если наш план напасть на Лутира закончится боем, ведь тогда мы все погибнем.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Я прислонилась к перилам крыльца, смотрела на луг, покачивающуюся траву озарял красивый закат.

Мы с Заком практиковали сферы ауры почти всю ночь. На рассвете он назвал меня компетентной и раскрыл следующий вызов. Нам нужно было создать сферы ауры одновременно, и им нужно было резонировать. Наша энергия в гармонии удвоит их мощь.

Проще сказать, чем сделать.

Дверь дома скрипнула, старые петли жаловались. Зак остановился рядом со мной, глядя на закат.

— Как только стемнеет, — сказал он, — пойдем к перекрестку.

Рикр сказал, что там мы найдем Лутира, но нашим планом было выманить его от этого бастиона магии фейри и сильной естественной энергии.

Я разглядывала Зака краем глаза.

— Попробуем еще раз, а потом пойдем.

Он сжал губы.

— Ладно. Но на свежем месте.

— Например?