— Ренарин, прикроешь мне спину? — спросил Адолин.
Младший брат кивнул.
Адолин перевел дух, а потом ринулся в комнату, прорвавшись прямо сквозь иллюзорную копию своего отца. Он ударил первого полуночника, разрубил напополам, а затем начал неистово наносить удары вокруг себя.
Четвертый мост с криками ринулся следом за Адолином. Все вместе они прокладывали путь для Шаллан, убивая тварей, которые стояли между нею и колонной.
Она шла мимо мостовиков, которые построились в виде наконечника копья, защищая ее с обеих сторон. Впереди Адолин рвался к колонне, Ренарин сзади не давал отсечь его от остальных, а мостовики, в свою очередь, продвигались по бокам, чтобы противник не одолел Ренарина числом.
Чудовища больше не напоминали людей. Они нападали на Адолина, их абсолютно реальные когти и зубы царапали его броню. Другие цеплялись за него, пытаясь повалить или разыскать щели в доспехе.
«Они знают, как сражаться с такими, как он, — осознала Шаллан, все еще держа осколочный клинок в одной руке. — Почему же тогда боятся меня?»
Шаллан сплела из света копию Сияющей и поместила возле Ренарина. Твари на миг оставили ее в покое и бросились на иллюзию — но, к сожалению, бо́льшая часть ее творений пала и превратилась в буресвет, поскольку их рвали на части снова и снова. Ей не хватало опыта, чтобы поддерживать их дольше.
И тогда Шаллан создала версии себя. Молодая и старая, уверенная и испуганная. С десяток разных Шаллан. Она потрясенно осознала, что среди них обнаружились утраченные рисунки — автопортреты, выполненные с помощью зеркала, что, согласно заветам Дандоса Масловера, было очень важно для начинающего художника.
Некоторые ее копии сжались от страха; другие начали сражаться. На миг Шаллан растерялась и даже позволила Вуали появиться среди них. Она была этими женщинами, этими девушками — всеми до единой. Но ни одна из них не была ею. Это лишь вещи, которыми она пользовалась. Иллюзии.
— Шаллан! — надсадно взвыл Адолин, пока Ренарин кряхтя отрывал от него полуночников. — Что бы ты ни собралась делать, делай сейчас же!
Она шагнула к колонне, которую отвоевали солдаты, прямо рядом с Адолином. Оторвала взгляд от Шаллан-ребенка, которая танцевала среди полуночников. Перед нею оказалась основная масса, покрывающая колонну в центре комнаты: пузырилась лицами, которые растягивали поверхность, разинув рты, а потом погружались, словно тонущие в смоле люди.
— Шаллан! — снова крикнул Адолин.
Эта пульсирующая масса была такой ужасной и такой… захватывающей.
Образ ямы. Извилистые линии коридоров. Башня, которую нельзя было объять взглядом. Вот почему она пришла.
Шаллан решительно преодолела оставшееся расстояние, вскинув руку, и позволила иллюзорному рукаву рассеяться. Сняла перчатку и шагнула вплотную к массе черноты и беззвучных криков.
А потом прижала к ней руку.
30
Мать лжи
Прислушайтесь к словам глупца.
Шаллан открылась этому существу. Разоблачилась, распахнула душу. Чтобы оно смогло проникнуть в нее.
И существо открылось ей.
Девушка ощутила смесь растерянности и очарования, которое оно испытывало к человечеству. Оно понимало людей — это было врожденное понимание, сродни тому, как детеныши норки, едва появившись на свет, знают, что надо остерегаться небесных угрей. Этот спрен не осознавал себя до конца, не обладал настоящим разумом. Полуночная Матерь была творением инстинктов и чужеродной любознательности, и ее тянуло к насилию и боли, как падальщиков тянет на запах крови.
Шаллан познала Ри-Шефир в тот самый момент, когда существо познало ее. Спрен изучала связь между Шаллан и Узором, желая ее порвать и прицепиться к девушке самой вместо криптика. Узор схватился за Шаллан, а она — за него, как если бы от этого зависела их жизнь.
Шаллан представила себе, как сжимает в объятиях Узора в его человекоподобной форме, как они вдвоем съежились под ударами спрена. В тот момент этот образ оказался единственным, что она могла увидеть, поскольку комната и все в ней растаяло во тьме.
Существо было древним. Ри-Шефир появилась на свет в виде обломка души чего-то еще более ужасного, и ей приказали сеять хаос, порождать жуткие создания, чтобы сбивать с толку и уничтожать людей. Но с течением времени она стала испытывать все более сильное любопытство к тем, кого убивала.
Порожденные ею твари пытались имитировать то, что она видела в мире, но им не хватало любви или нежности. Они были копиями, способными погибнуть или убить, не испытывая ни привязанности, ни удовольствия. Никаких эмоций, кроме всепоглощающего любопытства и эфемерной тяги к насилию.
«Всемогущий… они как спрены творчества. Только жутко искореженные».
Узор всхлипнул, прижавшись в облике человека с движущимся узором вместо головы к Шаллан. Она попыталась защитить его от натиска Ри-Шефир.
«Сражайся в каждой битве… как будто… отступать некуда».