Давший клятву

Она шагнула к колонне, которую отвоевали солдаты, прямо рядом с Адолином. Оторвала взгляд от Шаллан-ребенка, которая танцевала среди полуночников. Перед нею оказалась основная масса, покрывающая колонну в центре комнаты: пузырилась лицами, которые растягивали поверхность, разинув рты, а потом погружались, словно тонущие в смоле люди.

— Шаллан! — снова крикнул Адолин.

Эта пульсирующая масса была такой ужасной и такой… захватывающей.

Образ ямы. Извилистые линии коридоров. Башня, которую нельзя было объять взглядом. Вот почему она пришла.

Шаллан решительно преодолела оставшееся расстояние, вскинув руку, и позволила иллюзорному рукаву рассеяться. Сняла перчатку и шагнула вплотную к массе черноты и беззвучных криков.

А потом прижала к ней руку.

30 Мать лжи

Прислушайтесь к словам глупца.

Из «Давшего клятву», предисловие

Шаллан открылась этому существу. Разоблачилась, распахнула душу. Чтобы оно смогло проникнуть в нее.

И существо открылось ей.

Девушка ощутила смесь растерянности и очарования, которое оно испытывало к человечеству. Оно понимало людей — это было врожденное понимание, сродни тому, как детеныши норки, едва появившись на свет, знают, что надо остерегаться небесных угрей. Этот спрен не осознавал себя до конца, не обладал настоящим разумом. Полуночная Матерь была творением инстинктов и чужеродной любознательности, и ее тянуло к насилию и боли, как падальщиков тянет на запах крови.

Шаллан познала Ри-Шефир в тот самый момент, когда существо познало ее. Спрен изучала связь между Шаллан и Узором, желая ее порвать и прицепиться к девушке самой вместо криптика. Узор схватился за Шаллан, а она — за него, как если бы от этого зависела их жизнь.

Она нас боится, — прожужжал у нее в голове голос Узора. — Почему она нас боится?

Шаллан представила себе, как сжимает в объятиях Узора в его человекоподобной форме, как они вдвоем съежились под ударами спрена. В тот момент этот образ оказался единственным, что она могла увидеть, поскольку комната и все в ней растаяло во тьме.

Существо было древним. Ри-Шефир появилась на свет в виде обломка души чего-то еще более ужасного, и ей приказали сеять хаос, порождать жуткие создания, чтобы сбивать с толку и уничтожать людей. Но с течением времени она стала испытывать все более сильное любопытство к тем, кого убивала.

Порожденные ею твари пытались имитировать то, что она видела в мире, но им не хватало любви или нежности. Они были копиями, способными погибнуть или убить, не испытывая ни привязанности, ни удовольствия. Никаких эмоций, кроме всепоглощающего любопытства и эфемерной тяги к насилию.

«Всемогущий… они как спрены творчества. Только жутко искореженные».

Узор всхлипнул, прижавшись в облике человека с движущимся узором вместо головы к Шаллан. Она попыталась защитить его от натиска Ри-Шефир.

«Сражайся в каждой битве… как будто… отступать некуда».

Шаллан заглянула в глубины кружащейся пустоты, в темную вертящуюся душу Полуночной Матери. А потом зарычала и нанесла удар.

Она атаковала не как чопорная, нежная девушка, которую воспитало осторожное воринское общество. Шаллан атаковала как обезумевший ребенок, который убил свою мать. Как загнанная в угол женщина, воткнувшая лезвие в грудь Тин. Она обратилась к той части собственной души, которая ненавидела, когда все считали ее хорошенькой и миленькой. Той части, которая не терпела, когда ее называли «занимательной» или «умной».

Обратившись к буресвету внутри себя, она проникла глубже в суть Ри-Шефир. Шаллан не понимала, происходит ли это на самом деле — проталкивается ли ее физическое тело в темноту, из которой состояла тварь, — или же таково отображение какого-то иного места. Места, за пределами этой комнаты в башне и даже за пределами Шейдсмара.

Тварь дрогнула, и Шаллан наконец-то поняла, в чем причина ее страха. Она угодила в ловушку. Это событие, с точки зрения спрена, произошло недавно, однако у Шаллан сложилось ощущение, что на самом деле миновали многие века.

Ри-Шефир боялась, что все повторится. Она угодила в западню неожиданно и считала, что это невозможно. Всему виной был светоплет, который, подобно Шаллан, понял это существо.

Полуночная Матерь боялась его, как рубигончая боится человека, чей голос напоминает ей о жестоком хозяине.

Шаллан, не сдаваясь, прижималась все ближе к врагу, но вдруг поняла, что тварь способна узнать о ней все, проникнуть в каждую тайну.

Ее свирепость и решимость дрогнули; ее приверженность долгу начала ослабевать.

И потому она солгала. Сказала себе, что не боится. Она… взяла на себя обязательство. Всегда так делала. И будет так поступать отныне и впредь.

Сила бывает иллюзией восприятия. Даже если речь о самом себе.

Ри-Шефир сломалась. Она завопила — от этого звука завибрировало все тело Шаллан. В вопле было и воспоминание о заточении, и страх чего-то более ужасного.