Давший клятву

— Наша жертва не напрасна, — напомнил ей Демид в ритме насмешки. — Да, мы многих потеряли, но люди хотели нас истребить. По крайней мере, так некоторые выжили, и теперь мы обладаем великой силой!

Он был прав. И если честно, форма власти была тем, чего она всегда хотела. Венли этого добилась во время бури, заключив спрена в себя. Он был не таким, как Улим, разумеется, — для изменения формы использовались не столь развитые спрены. Время от времени она чувствовала, как внутри пульсирует тот, с кем ее сковывали узы.

В любом случае трансформация дала ей большую власть. Если совсем начистоту, благо народа всегда было второстепенным для Венли; поздно для приступа угрызений совести.

Она опять принялась гудеть в ритме жажды. Демид улыбнулся и снова сжал ее плечо. На протяжении многих дней в брачной форме между ними возникло нечто общее. Но эти глупые отвлекающие страсти теперь в прошлом. Никакой здравомыслящий слушатель не захочет их испытать. Но даже воспоминания о них создавали связь.

Они пробирались через кучи мусора, минуя несколько свежих человеческих трупов, застрявших в расщелинах. Венли была рада их увидеть. Ей нравилось вспоминать, что ее воины убили многих, несмотря на потери.

— Венли! — воскликнул Демид. — Смотри!

Он перепрыгнул бревно от большого моста, застрявшее между стенами ущелья. Венли последовала за ним, довольная его силой. Наверное, она навсегда запомнит Демида как долговязого ученого, которым он был до этой перемены, но сомневалась, что кто-то из них по собственной воле вернется к старой форме. Формы власти попросту слишком опьяняли.

Перешагнув деревяшку, она увидела, что́ заметил Демид: фигуру, привалившуюся к стене ущелья, с опущенной головой в шлеме. Осколочный клинок в виде застывших языков пламени поднимался рядом, воткнутый в каменный пол.

— Эшонай! Наконец-то! — Венли спрыгнула с бревна и приземлилась рядом с Демидом.

Эшонай выглядела измученной. И неподвижной.

— Эшонай? — Венли присела на корточки возле сестры. — Ты в порядке? Эшонай? — Она схватила тело в доспехах за плечи и легонько встряхнула.

Голова безвольно перекатилась.

Венли ощутила леденящий холод. Демид мрачно поднял забрало Эшонай, и они увидели мертвые глаза на пепельном лице.

«Эшонай… нет…»

— Ага, — раздался голос Улима. — Отлично. — Спрен приблизился по каменной стене в виде потрескивающей молнии. — Демид, руку.

Демид покорно протянул руку ладонью кверху, и Улим метнулся на нее со стены, а потом превратился в человекоподобную фигурку, которая стояла на ладони, как на постаменте.

— Хм. Доспех, похоже, полностью иссяк. А, вижу — пролом на спине. Говорят, что они восстанавливаются сами, даже будучи надолго отделенными от хозяина.

— Д-доспех… — пробормотала оцепенелая Венли. — Тебе был нужен доспех.

— Ну, и клинок тоже, разумеется. А зачем еще выискивать труп? Ты… ох, ты думала, что она жива?!

— Когда ты сказал, что мы должны отыскать мою сестру, — выдавила Венли, — я решила…

— М-да, похоже, она утонула во время подъема воды, — перебил ее Улим и издал такой звук, словно поцокал языком. — Вонзила меч в камень, держалась за него, чтобы не унесло, но не смогла дышать.

Венли настроила ритм утраты.

Старый, низший ритм. Она не могла вспомнить их с тех пор, как преобразилась, и понятия не имела, как разыскала этот. Скорбный, мрачный тон показался ей далеким.

— Эшонай?.. — прошептала она и снова потрогала труп. Демид ахнул. Прикасаться к телам умерших было запрещено. Старые песни говорили о тех временах, когда люди разрубали трупы слушателей на части, чтобы добыть сердца. Мертвых надо оставлять в покое; так уж заведено.

Венли уставилась в мертвые глаза Эшонай. «Ты была голосом разума, — подумала Венли. — Ты была той, кто спорил со мной. Ты… ты должна была не позволять мне увлекаться. Что же мне делать без тебя?»

— Детки, давайте-ка снимем этот доспех, — распорядился Улим.

— Прояви уважение! — огрызнулась Венли.

— Уважение к чему? Это к лучшему, что она умерла.

— К лучшему? — повторила Венли. — К лучшему?! — Она встала, лицом к лицу с маленьким спреном на ладони Демида. — Это моя сестра. Она была одной из наших величайших воительниц. Она образец для подражания, мученица.

Улим запрокинул голову, изображая, что выговор его возмущает — и вызывает скуку. Да как он смеет! Он же всего лишь спрен. Он должен быть ее слугой!

— Твоя сестра, — возразил Улим, — не прошла полное преображение. Она сопротивлялась, и в конечном счете мы ее потеряли. Она никогда не была предана нашему делу.

Венли настроила ритм ярости и заговорила, выделяя каждое слово:

— Ты не будешь говорить такие вещи. Ты спрен! Ты должен служить.

— Ну так я служу.

— Тогда подчиняйся мне!

— Тебе?! — Улим рассмеялся. — Дитя, сколько ты ведешь эту маленькую войну против людей? Три, четыре года?

— Шесть лет, спрен, — вмешался Демид. — Шесть долгих и кровавых лет.

— А не хочешь ли угадать, как долго в этой войне сражались мы? — спросил Улим. — Валяй. Угадывай. Я жду.

Венли продолжала кипятиться:

— Это не имеет значения…