Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды

— Я рать уведу в леса, — сказал Брень хмуро. — Биться сейчас нельзя — князя погубить можем. А ты бери с собой кметей и лети в Витебск, там сейчас княгиня с младшими княжичами. Спрячь их, где хочешь спрячь! Они не должны попасть в руки Ярославичей.

— Рать великого князя будет в Витебске самое большее через седмицу, — задумчиво сказал Несмеян. — Успею.

С собой Несмеян взял только шестерых — больше и не требовалось. Сколько воев с собой ни возьми, Мстиславлю рать с ними всё одно не остановить, а эти шестеро ведомы ему как собственные пальцы. Все, кроме одного.

Добрыня Кривой. Любой, слыша это имя, невольно ожидал увидеть старинного витязя, ан нет. Добрыня родился хилым и больным, родители его и назвали так, чтоб рос сильным да здоровым. В сильные да здоровые увы, Добрыня не вышел, но в войском доме стал сильным и жилистым, хоть и остался всё таким же низкорослым и худым. Кривым его прозвали, когда на охоте ему вырвал левый глаз медведь, и жутковатая рана навек скрылась под чёрной повязкой. На окружающих Добрыня глядел единственным глазом холодно и равнодушно, двигался медленно, говорил скупо. С первого взгляда можно было его и тупоумным посчитать. Ан нет — в бою удержу ему не было.

Щербина. А вот этот — истинно старинный витязь — гора мяса, перевитая тугими жилами. Но вечно мрачен и неспроста. Был когда-то Щербина весел и улыбчив — когда жил в большом лесном погосте в словенской земле. А вернулся раз с охоты — поседел в двадцать пять лет. Погост сожгли каратели-христиане, охотники за остатками древней веры. Тогда и пропал смех у Щербины.

Горяй и Пластей — братья-близнецы. Оба молоды — едва на год старше Несмеянова старшего, оба веселы, оба зубоскалы и отчаюги, ловкие и мастеровитые, и прекрасные бойцы. Одинаковые во всём, высокие и светло-русые, только у Горяя глаза серые, а у Пластея — голубые. В деле ни тот ни другой ещё толком не бывали — не поспели к Немиге — вот и доучатся тому, чего в войском доме постичь не успели, — подумал невольно Несмеян. Они и сейчас стараются казаться спокойными и солидными, да только на губах у обоих одновременно то и дело возникает улыбка на все тридцать два.

Радим. Такой же молодняк, как и близнецы, только чёрен, как грач. Этот молчун, изо всех сил старается казаться бывалым воином. Ан нет — то и дело ему за это влетает от истинных бывалых, таких, как Добрыня, к примеру.

И — Мальга, которого, невзирая на год его службы у Всеслава Брячиславича, Несмеян всё ещё знал плохо.

— Ну? — почти беззвучно спросил Несмеян. — Чего надо, двенадцать упырей?

— Брось ты, — прошипел Мальга весело. — Всё одно никого пока не видно…

— Когда они появятся, будет поздно отползать на своё место.

— Ой уж, — насмешливо сказал беглый акрит уже громче — почти вполголоса. — Может, я отсюда лучше выстрелю? Откуда ты знаешь?

Несмеян мысленно плюнул.

— Я не впервой в бою… — процедил Мальга.

Тут возразить было нечего — и вправду не впервой.

Княгиня Ольга Глебовна весть о пленении мужа и старших сыновей встретила достойно — без плача, излишних криков и заламывания рук. Только глянула огромными глазами в огромных тенях на бледном, как-то сразу запавшем лице. И прошептала что-то бескровно-бледными губами.

Несмеяну вдруг показалось, что она знала заранее о чём-то подобном.

— И что же теперь ты можешь сказать, гридень Несмеян Нечаевич?

Несмеяна враз будто в ледяную воду окунули — понял, ЧТО хотела сказать княгиня. Но стыда Несмеян не чувствовал — верил, что князь не осуждает своего ближнего гридня за бегство.

— От Орши сюда идёт рать великого князя, а головой там — Мстислав Изяславич. Надо уходить.

— Куда? В Полоцк? — княгиня смотрела с надеждой.

— Нет, — помотал головой Несмеян. — Полоцка воеводе Бронибору не удержать.

— Почему это?

— Мыслишь ли ты, княгиня, что полочане не сдадутся, если им к воротам связанного князя приведут альбо кого из княжичей с ножом у горла?

Вот теперь ей стало страшно взаболь, хоть она и старалась того не показать — не к лицу бояться женщине из древнего волховьего рода.

— Потому и Брень-воевода рать увёл, чтоб к Ярославичам в руки не попала. Потому и нам бежать надо сейчас.

— А если найдут… — у Ольги не хватало слов — видно, въяве представила, как и ей — ей, жене и матери! — вот так же приведут Всеслава альбо Рогволода…

— Пусть сперва найдут! — гордо и дерзко бросил Несмеян, вскидывая голову. Так, что даже княгиня ободрилась: и впрямь — в кривской-то дебри.

После того всё завертелось стремительно и неудержимо — суматошные сборы, плач мамок и нянек, суровое лицо Глеба Всеславича с прыгающими губами, которые он безуспешно пытался сжать, чтобы придать своему лицу твёрдость, бешеная скачка через леса в сторону Мяделя.

— Да ты хоть скажи, куда мы едем-то? — в отчаянии спросила княгиня на одном из коротких привалов, когда со стонами пыталась разогнуть занемелую спину. Несмеян следил за ней с лёгкой беззлобной усмешкой — отвыкла княгиня от простой жизни за двадцать-то лет.