Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды

— К Мяделю скачем, — ответил Несмеян, когда вопросительная складка на лбу княгини уже начала перерастать в гневную морщину. — Там спрятаться хорошо можно… там войский дом на Нарочи в лесах…

Спрятать княгиню и княжичей гридень рассчитывал в Моховой Бороде, в усадьбе своего покойного тестя, туда, где сейчас опять жила его жена с младшим сыном, и куда прибились сбеги из Менска.

Жарко.

Несмеян невольно представил, что сейчас творится в Степи — доводилось видеть, когда торков зорить ходили с великим князем и его братьями — и покрутил головой. Там сейчас такое!… Хорошо хоть, они — в лесу. В тени сидеть даже на макушке лета хорошо. От болот влагой тянет.

— Мальга, — позвал негромко.

— Чего?

— Ты в Степи бывал?

— Бывал, — ответил кметь односложно.

— Вот и я… бывал, — пробормотал гридень, в который раз уже ощупывая дорогу глазами. Глупо спросил — а то не знал, что дружина Ростиславля целый год в Диком Поле да Ясских горах хороборствовала.

Тянуло на пустую болтовню.

— Да нет, — понял Мальга. — Я же в дружине недавно… даже Ростислава Владимирича уже не застал.

— Как это? — не понял Несмеян. Мальга рассказал.

— Вон что, — потянул гридень, когда бывший акрит смолк.

— До сих пор себе простить не могу, — пробормотал Мальга.

— Чего? — переспросил Несмеян. — Что ты мог сделать?

— Да знаю, что ничего, — отмахнулся Мальга, — а только всё одно — грызёт что-то.

Он вдруг усмехнулся.

— А ты со степняками встречался, Несмеяне?

— Доводилось, — вздохнул гридень, вспоминая торков, средь которых оказалось немало отличных бойцов и честных витязей, и бои с ними.

— Греки болтали, будто они сырое мясо жрут? Под седлом, говорят, разомнут и…

— Брехня, — равнодушно сказал Несмеян. — Не веришь, — попробуй сам. Разомни под седлом кусок мяса, да слопай. Понравится, нет? В рот не возьмёшь от вони, двенадцать упырей.

— Так то я…

— А степняки что — не люди? — Несмеян помолчал и добавил, не отрывая взгляда от дороги. — Мясо под седло они кладут, то верно. Да только не для еды, а чтоб язвы от седла залечивать.

— А-а, — протянул Смета, как показалось Несмеяну, разочарованно. И замолк.

Вот так и рождаются страшные сказки про звероголовых людоедов, — неприязненно думал Несмеян. Сам он подобных небылиц не одобрял, — врага следует ведать и уважать, а не сочинять про него всякие небылицы, вроде того, что и мясо сырое жрут, и вшей собственных…

Несмеян покосился на солнце, которое краем начищенного медного щита задевало уже вершины берёз. Пора бы погоне и появиться уже, а не то и до темноты недалеко.

Обрубить хвост было необходимо, чтобы для пришельцев с киевского юга Всеславля княгиня и княжичи, которые сейчас вовсю погоняют коней, окончательно затерялись в кривских дебрях.

Мальга вновь зашевелился, суетливо хватаясь то за одно, то за другое.

— Несмеян!

— Ну, чего ещё?! — раздражённо прошипел Несмеян стойно гадюке-козуле, не отрывая глаз от дороги.

— Едут!

— Вижу, двенадцать упырей!

Несмеян и вправду уже видел их, — десять всадников в двух верстах от засады. Осторожно потянув лук из налучья, он тихо засвистел-зашипел сквозь зубы. Засада в шесть ртов отозвалась тем же. Слева послышался скрип самострела, щёлкнул замок.

Кому которого врага бить — было обусловлено заранее.

Всадники приближались. Несмеян всмотрелся в них и поразился, — они ехали без всякого бережения, как на прогулке в степи. Цепочкой, один за другим. Все десять — вкупе, не россыпью. Потом ему вдруг пришло в голову страшное, — а ну как это только один из, скажем, пяти-шести, а то и десяти загонов, отправленных сами князем Мстиславом впереди рати, в навороп. Да ну! Он помотал головой, отгоняя страх. Не может такого быть. Разведка в полсотни — это если по их следам идёт целая рать, чего и совсем быть не может. Для Мстислава сейчас гораздо важнее Полоцк да Витебск захватить, хотя и семья Всеславля — знатная добыча. Несмеян с ненавистью скрипнул зубами — поперёк горла было видеть то, как вольно едут по кривской земле киевские кмети.

Кияне приближались. Несмеян сжал срединную рукоять лука до боли в пальцах. Едут!

Загон поравнялся с засадой.

Несмеян выжидал. И когда засады достиг последний, полоцкий гридень поднял лук. Изогнутые крылышки широкого срезня коснулись шеи едущего последним кметя. Молоденький, — вряд ли двадцать лет сравнялось — киянин даже и не подозревал об угрожающей им опасности. На миг Несмеяна пронзило острое ощущение жалости к молодости и неопытности парня. И тут же исчезло. Всё одно нельзя было упускать никого!

И — кто его знает, может быть, этот зелёный киянин успел уже не одну кривскую забубённую головушку снести с плеч?

Стиснув зубы, Несмеян взял упреждение, спустил тетиву и пронзительно засвистел.

Он ведал, — он не промахнётся. Рука не дрогнет.

Рука — не дрогнула.

В ответ на свист со всех сторон посыпались стрелы. Несмеян щедро дал своим людям время для того, чтобы выбрать цель и прицелиться. И сейчас они били безошибочно. Пять всадников сразу завалились в сёдлах. Кони всхрапнули и рванулись.