Я прошу пациента выбрать двух заместителей: для него самого и для органа «легкие». Сначала он ставит в центр круга своего заместителя, потом выбирает женщину в качестве , заместительницы легких и ставит ее за его правым плечом, лицом к нему. Заместительница легких по собственной инициативе кладет голову на плечо заместителя пациента. Ему это явно неприятно, и он осторожно делает шаг вперед. Глаза у заместительницы легких закрыты, и она продолжает стоять, прислонившись к заместителю пациента. Для этого она переносит весь свой вес вперед, так что заместитель пациента не может пойти дальше. Я смотрю на пациента, вижу, что он плачет, и говорю: «Похоже, этот образ тебе знаком». Он кивает, показывает на заместительницу легких и говорит: «Это моя мать, такой я знаю мою мать».
Для заместителя пациента тяжесть становится непомерной. Он высвобождается, делая два шага вперед. Заместительница легких или матери пациента открывает глаза. Она так и стоит, наклонившись вперед, и теперь ищущим взглядом смотрит перед собой на пол.
Я спрашиваю пациента, не было ли в семье его матери случаев ранней смерти, и он сообщает, что до него у матери было пять выкидышей. Услышав эти слова, заместительница матери начинает плакать и встает на колени.
Пациент глубоко вздыхает и смотрит на меня знающим и соглашающимся взглядом. После этой работы его дыхание изменилось, такое ощущение, что его грудная клетка стала шире и живее, и я решаю на этом остановиться. В заключение я спрашиваю пациента, достаточно ли это для него, и когда он отвечает утвердительно, отпускаю заместителей.
Благодаря расстановке, для пациента установилась связь между его заболеванием и знакомой ему жизненной темой, горем и болью его матери. Так что в будущем, если заболевание проявится снова, у него будет другое отношение к симптомам, теперь он знает, с чем они связаны, и, таким образом, у него есть возможность для изменения и контррегуляции.
В расстановках всегда волнительно наблюдать, с какой самоотверженностью и упорством дети готовы нести за своих родителей и других близких людей их судьбу, если чувствуют, что она причиняет им страдания.
1.4. Рабочий контекст и основные идеи
Пытаясь понять болезнь и здоровье в самой их сути, а также разобраться с феноменами исцеления, я постепенно пришел к убеждению, что всякий раз, когда происходит исцеление, речь идет о самоисцелении. Придя к такой точке зрения, оказываешься перед вопросом, каким образом тот, кто сопровождает людей в кризисные моменты болезни, может способствовать облегчению страданий или выздоровлению обратившихся к нему за помощью пациентов. Наверное, он может создать условия, в которых могут максимально проявиться силы самоисцеления. В этом смысле, наряду с соответствующей медицинской помощью, я воспринимаю работу с больными методом системной расстановки в группе как полезный, дополняющий и эффективный способ действий.
С тех пор как я стал проводить расстановки, меня занимает вопрос эффективности и действенности этого метода. Что помогло, если после участия в расстановочной группе у пациентов начался процесс выздоровления от давнишних в некоторых случаях заболеваний, при том что иногда эти пациенты даже не делали собственной расстановки?
Существуют ли критерии для расстановочной работы с больными, соответствие которым (наряду с относящейся к методу позицией отсутствия у терапевта намерений и феноменологическим способом действий) может содействовать процессу исцеления?
(В своей книге «Порядки любви» в главе «Научный и феноменологический путь познания» (2000, стр. 20 f.) Берт Хеллингер пишет о феноменологическом способе действий:
«К познанию ведут два движения. Первое движение экспансивно, оно стремится постичь доселе неизвестное, пока не овладеет им и не получит возможность им пользоваться. Такова научная деятельность, и мы знаем, насколько она изменила, обезопасила и обогатила наш мир и нашу жизнь.
Второе движение возникает, когда мы останавливаемся и смотрим уже не на что-то конкретное и постижимое, а на целое. Тогда наш взгляд готов воспринимать многое одновременно.
Если мы идем с этим движением, созерцая, например, пейзаж, или глядя на какую-то задачу или проблему, мы замечаем, что наш взгляд делается одновременно и полным, и пустым. Ибо предаться полноте и выдержать ее можно, лишь отказавшись сначала от частного. При этом мы останавливаемся в своем стремлении вперед и отступаем немного назад, пока не достигнем той пустоты, которая способна устоять перед полнотой и многообразием.