Де Бюсси и инфанта

– При всём уважении, ваша честь, если речь вести о части дохода в выколачивании радзивилловских денег, то ваша, скажем, десятая часть от прибыли после покрытия расходов требует, чтобы именно вы заплатили наёмникам.

– Половина.

– Пятнадцать процентов, или мне придётся нанимать прусских ландскнехтов.

– Справедливо. Соглашусь на треть.

Просто базар какой-то… Но что делать, глава голландских торгашей и сам обязан быть торгашом до мозга костей.

– Пятая честь и ни злотого больше. Иначе мой вклад в морской вояж будет слишком мал.

Повисла пауза. Пенсионарий вытащил здоровенные деревянные счёты, пощелкал на них. Не знаю – что-то действительно вычитал-суммировал или просто занял пальцы привычным делом, погрузившись в размышления. Ещё раз внимательно перечитал бумаги – опись поместий, заверенное свидетельство о переходе к Эльжбете Радзивилл имущества покойного супруга, её завещание аббатству и документ с монастырской печатью, что я приобрел у святош права на всё имущество. Тут можно не сомневаться, святые отцы тщательно оформляют бумаги, когда речь идёт о деньгах, конечно же – расходуемых исключительно на богоугодные дела.

– Афера. Эти дикие восточные страны всегда непредсказуемы. Ладно. Десять тысяч содрать с них возможно точно. Внакладе не останемся. Но скажите, граф, я чувствую, в этой истории есть что-то личное для вас?

– Есть. Муж Эльжбеты погиб после дуэли со мной. Первого её мужа я застрелил. И готов был отправлять в лучший мир любого мужчину, который встал бы между нами.

Олденбарневелт вылупился на меня, потом загрохотал «гу-гу-гу» на манер филина. Оказывается – смеялся.

– Да, впечатляет. Между вами стал третий мужчина – Спаситель, коего никак не вызовешь на дуэль. Романтичный и страстный французский дворянин, не чурающийся обобрать семью убитого им мужа своей возлюбленной! Браво, граф. Вы мне нравитесь. Именно такая смесь меркантильного и возвышенно-чувственного мне по душе.

Я не стал вдаваться в подробности и объяснять, что за месяцы гниения в тюрьме Вавеля и обманное замужество Эльжбеты проклятые литовцы задолжали мне гораздо больше миллиона злотых, и то, что я с них собираюсь наскрести, не покроет и половину векселя. Голландскому градоначальнику такие подробности ни к чему. Пусть считает меня мерзавцем, греющим руки на погребальном костре своей подруги.

Мы перешли к техническим деталям плана.

Глава 16. Все дороги ведут в Лодзь

Когда копыта лошадей ступили на влажную по-весеннему польскую землю, я впервые в жизни посочувствовал Наполеону Бонапарту, также пришедшему в Польшу во главе чрезвычайно разномастной армии. Правда, ему предстояло воевать с Россией, моя задача проще, но…

Положиться можно только на Павла, дона Альфредо и тройку «моих» испанских солдат, завербованных вместе с лейтенантом у Антверпена. Нас всего пятеро против двух сотен громил, очень мало, если те взбунтуются.

Правда, я не ждал особых неожиданностей от голландского отряда, набранного в Роттердаме. Наверно, всех бы там нанял. Но в военном отношении парни из Южной Голландии – сущие партизаны. Неплохие стрелки, так себе в фехтовании и практически никакие по дисциплине. В стране, где на караван с золотом набросится польско-литовская конница, мне требовалась несгибаемая испанская фаланга с частоколом пятиметровых копий. Именно их я набрал в Южных Нидерландах, и именно эту часть своего воинства опасался больше всего. Когда польские злотые пополнят наш багаж, что взбредёт в голову этим рубакам, привыкшим грабить на подмандатной территории?

Несколько проще было общаться с прусскими ландскнехтами, берегущими репутацию честных наёмников. Но золотой куш запросто перевесит соображения о сохранении реноме!

Не зная, кого страшиться больше – поляков или собственную охрану, наша пятёрка отдыхала, тянулись последние мирные недели перед… Даже не знаю – перед чем. Наверняка гадким. В этом мире всё даётся с боем, ничто само в руки не падает.

Перед особняком городского головы я спешился и задержался в нерешительности.

– Что-то случилось? – Павел спрыгнул рядом, заметив мой ступор.

– Сегодня – ничего. А в прошлый раз именно здесь я встретил Эльжбету впервые.

Ногтев не слышал от меня слов с именем умершей несколько месяцев. Многие вещи лучше держать при себе и ни с кем не делиться. Моя боль – она и моё внутреннее богатство. В обильном ранними смертями XVI веке не принято долго скорбеть по усопшим. Жизнь продолжается и жизнь коротка, у большинства обрываясь до отметки в сорок лет. Некогда распускать сопли! Тем более – командиру отряда численностью в двести душ.