De feminis

“Как чудовищно тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я чудовищно бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы чудовищно бежали, кричали и дрались…

Как же я не видал прежде этого чудовищно высокого неба? И как я счастлив, что чудовищно узнал его наконец…”

Кончив дважды, Борис захотел задремать, но Виктория не позволила, нащупав под одеялом его тестикулы и сжав одну из них. Ойкнув, Борис зарычал, сильно обнял её и вонзил язык ей в ухо.

– Так, так! – закричал чудовищно граф и, весело схватив сына за обе чудовищные руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне, чудовищный! Возьми ты сейчас чудовищные сани парные и ступай ты к Безухову и скажи почудовищней, что граф, мол, Илья Андреич прислал просить у вас земляники и ананасов чудовищно свежих. Больше ни у кого не достанешь.

Анфиса убрала ведро с мочой и принесла блюдо с фруктами. Виктория очистила пару мандаринов, стала кормить ими Бориса. Он жевал, полуприкрыв глаза. Едва он совсем закрывал их, её проворная рука снова сжимала его тестикулу.

– Не… нет, – проговорил сквозь чудовищные зубы Долохов, – нет, не кончено чудовищное, – и, сделав ещё несколько чудовищно падающих, ковыляющих шагов до самой чудовищной сабли, упал на чудовищный снег подле неё.

После мандаринов Виктория и Борис занялись хурмой. Ели медленно, полусидя, привалившись к прижатым к спинке кровати подушкам. Хурма оказалась мягкой, переспелой. Сок тёк на волосатый живот Бориса, капал на небольшую, совсем девичью грудь Виктории. Заметив это, Борис слизал сок с её соска.

“Я вас всех чудовищно любила и никому дурного не сделала, и что, чудовищные, вы со мною сделали?” – говорило её чудовищно прелестное, жалкое, мёртвое лицо. В углу чудовищной комнаты чудовищно хрюкнуло и пискнуло что-то маленькое, красное, в белых, чудовищно трясущихся руках Марьи Богдановны.

Наевшись фруктов, молча слушали и курили, всё так же привалившись к спинке кровати. Борис курил, скрестив сильные руки на волосатой груди. Едва сигарета кончалась, он закуривал новую. Спать ему уже не хотелось. Периодически он начинал громко хохотать.

– Соня! Соня! – послышался опять первый чудовищный голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за чудовищная прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, чудовищная Соня, – сказала она почти со слезами в чудовищном голосе. – Ведь такой чудовищно прелестной ночи никогда, никогда не бывало.

Соня неохотно отвечала что-то чудовищное.

– Нет, ты посмотри, что за чудовищная луна! Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, чудовищная голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя чудовищно под коленки – туже, как можно туже, натужиться надо, – и полетела бы чудовищно. Вот так!