К числу загадок нельзя не отнести и то обстоятельство, что вся цепочка событий, связанных с раскрытием Кембриджской пятёрки, а точнее четвёрки, а сначала тройки, была полностью делом рук американцев. Когда же британцы встали перед необходимостью пресечения деятельности группы и ареста её участников, они, как ясно любому непредубеждённому исследователю из анализа фактического положения дел, изложенного в самых различных источниках, сделали всё, чтобы трое участников группы, относительно которых имелись веские и неопровержимые доказательства, смогли оказаться в Советском Союзе. Что касается Э. Бланта и Д. Кернкросса, то с ними британские службы достигли соглашения. Суть его состояла в том, что в обмен на молчание британская сторона решила не прибегать к каким — либо санкциям и сохранить всё в тайне. Например, Э. Блант в течение почти 30 лет после того, как с ним было достигнуто соглашение, продолжал оставаться смотрителем Королевской коллекции картин, личным консультантом Елизаветы Второй по вопросам искусства и преподавателем многих высших учебных заведений. Кернкросса просто оставили в покое, и ему было разрешено покинуть Британию, чтобы жить с молодой женой на юге Франции. При этом, согласно материалам, предоставленным СВР Н. Долгополову, воспоминаниям Ю. Модина, автобиографии Э. Бланта, а также британским и американским публикациям, написанным на основе открытых архивов западных спецслужб, ни Блант, ни Кернкросс не сообщили чего — либо, что могло бы причинить ущерб Кембриджской группе и советской разведке.
Нельзя не упомянуть в числе удивительных событий, связанных с Кембриджской группой, и некоторые особенности пребывания её членов в Москве. В самые напряжённые моменты холодной войны к членам Кембриджской группы беспрепятственно приезжали, уезжали, а потом опять возвращались жёны и дети. Когда в конце 1970‑х гг. выросшие сыновья Маклина захотели вернуться на родину, в Британию, им не чинилось каких — либо препятствий, а в Британии они, впрочем как и дети К. Филби, сделали карьеры и живут весьма благополучно по сегодняшний день. К Э. Бёрджесу приезжала мать. Ещё более поражает воображение тот факт, что Бёрджес, один из признанных законодателей вкуса в Лондоне, в годы холодной войны заказывал из Москвы у своего знаменитого лондонского портного костюмы, которые тот шил по новым, доставленным из Москвы меркам и благополучно отправлял всё назад. Не менее поразительным является и следующее свидетельство Ю. Модина: «В числе сослуживцев Филби по Брикендонбери Холл был некто Томми Харрис, сотрудник МИ6. Они крепко подружились. Харрис был богатым человеком, владевшим магазином, в котором продавал картины и антикварные вещи. В 70‑х годах, когда Филби жил уже в Москве, Харрис прислал ему в подарок великолепный мозаичный инкрустированный стол — настоящее сокровище. Филби показывал его мне с величайшей гордостью. Харрис не питал к Киму неприязни за его шпионскую деятельность, хотя именно он помог Филби продвинуться по служебной лестнице в английской разведке».
Весьма загадочными, если не учитывать общий контекст истории Кембриджской группы, что называется более глубинного плана, представляются ещё два случая. В первом речь пойдёт о Питере Райте. Он был одним из руководителей британской контрразведки, и после побега Бёрджеса и Маклина в Москву настаивал на аресте Филби, Кернкросса и требовал задержать для допросов и заключения в тюрьму ещё целую группу высокопоставленных представителей британской разведки и правительственной администрации, включая барона Виктора Ротшильда. Вот что пишет по этому поводу Ю. Модин: «Питер Райт необычайно гордился своими методами расследования. Несколько позже он хвастливо заявлял, что их контрразведка раскинула такую частую сеть на русских шпионов в Англии, что гарантировала максимальный улов всех подозрительных деятелей. На деле, однако, такие методы обернулись преступной глупостью, потому что единственным их результатом явилось уничтожение ни в чём не повинных людей. Десятки агентов МИ5 и других подобных служб были уволены с работы, опозорены и оскорблены. Одни из них признавались в ошибках, которых вовсе не совершали, а другие, доведённые до предела, покончили жизнь самоубийством. Я считаю, что Питер Райт питал неприязнь не только к советским агентам, что вполне закономерно, но также и ко всем интеллектуалам и профессорам в придачу, особенно к выпускникам Кембриджа. А если выразиться точнее, он проявил презрение ко всему британскому истеблишменту». Достаточно оперативно П. Райт был выгнан с работы, лишён по дисциплинарным условиям полагавшейся ему пенсии, и ему было рекомендовано покинуть пределы Великобритании. Когда он спустя несколько лет собрался издать книгу[835]
, ему это было строжайшим образом запрещено. Уже написанная работа была отвергнута всеми британскими издательствами и в итоге была издана находящимся в Нью — Йорке австралийским подразделением лондонского издательства Penguinc с запрещением продавать её на территории Великобритании.