Читаем De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II полностью

К числу загадок нельзя не отнести и то обстоятельство, что вся цепочка событий, связанных с раскрытием Кембриджской пятёрки, а точнее четвёрки, а сначала тройки, была полностью делом рук американцев. Когда же британцы встали перед необходимостью пресечения деятельности группы и ареста её участников, они, как ясно любому непредубеждённому исследователю из анализа фактического положения дел, изложенного в самых различных источниках, сделали всё, чтобы трое участников группы, относительно которых имелись веские и неопровержимые доказательства, смогли оказаться в Советском Союзе. Что касается Э. Бланта и Д. Кернкросса, то с ними британские службы достигли соглашения. Суть его состояла в том, что в обмен на молчание британская сторона решила не прибегать к каким — либо санкциям и сохранить всё в тайне. Например, Э. Блант в течение почти 30 лет после того, как с ним было достигнуто соглашение, продолжал оставаться смотрителем Королевской коллекции картин, личным консультантом Елизаветы Второй по вопросам искусства и преподавателем многих высших учебных заведений. Кернкросса просто оставили в покое, и ему было разрешено покинуть Британию, чтобы жить с молодой женой на юге Франции. При этом, согласно материалам, предоставленным СВР Н. Долгополову, воспоминаниям Ю. Модина, автобиографии Э. Бланта, а также британским и американским публикациям, написанным на основе открытых архивов западных спецслужб, ни Блант, ни Кернкросс не сообщили чего — либо, что могло бы причинить ущерб Кембриджской группе и советской разведке.

Нельзя не упомянуть в числе удивительных событий, связанных с Кембриджской группой, и некоторые особенности пребывания её членов в Москве. В самые напряжённые моменты холодной войны к членам Кембриджской группы беспрепятственно приезжали, уезжали, а потом опять возвращались жёны и дети. Когда в конце 1970‑х гг. выросшие сыновья Маклина захотели вернуться на родину, в Британию, им не чинилось каких — либо препятствий, а в Британии они, впрочем как и дети К. Филби, сделали карьеры и живут весьма благополучно по сегодняшний день. К Э. Бёрджесу приезжала мать. Ещё более поражает воображение тот факт, что Бёрджес, один из признанных законодателей вкуса в Лондоне, в годы холодной войны заказывал из Москвы у своего знаменитого лондонского портного костюмы, которые тот шил по новым, доставленным из Москвы меркам и благополучно отправлял всё назад. Не менее поразительным является и следующее свидетельство Ю. Модина: «В числе сослуживцев Филби по Брикендонбери Холл был некто Томми Харрис, сотрудник МИ6. Они крепко подружились. Харрис был богатым человеком, владевшим магазином, в котором продавал картины и антикварные вещи. В 70‑х годах, когда Филби жил уже в Москве, Харрис прислал ему в подарок великолепный мозаичный инкрустированный стол — настоящее сокровище. Филби показывал его мне с величайшей гордостью. Харрис не питал к Киму неприязни за его шпионскую деятельность, хотя именно он помог Филби продвинуться по служебной лестнице в английской разведке».

Весьма загадочными, если не учитывать общий контекст истории Кембриджской группы, что называется более глубинного плана, представляются ещё два случая. В первом речь пойдёт о Питере Райте. Он был одним из руководителей британской контрразведки, и после побега Бёрджеса и Маклина в Москву настаивал на аресте Филби, Кернкросса и требовал задержать для допросов и заключения в тюрьму ещё целую группу высокопоставленных представителей британской разведки и правительственной администрации, включая барона Виктора Ротшильда. Вот что пишет по этому поводу Ю. Модин: «Питер Райт необычайно гордился своими методами расследования. Несколько позже он хвастливо заявлял, что их контрразведка раскинула такую частую сеть на русских шпионов в Англии, что гарантировала максимальный улов всех подозрительных деятелей. На деле, однако, такие методы обернулись преступной глупостью, потому что единственным их результатом явилось уничтожение ни в чём не повинных людей. Десятки агентов МИ5 и других подобных служб были уволены с работы, опозорены и оскорблены. Одни из них признавались в ошибках, которых вовсе не совершали, а другие, доведённые до предела, покончили жизнь самоубийством. Я считаю, что Питер Райт питал неприязнь не только к советским агентам, что вполне закономерно, но также и ко всем интеллектуалам и профессорам в придачу, особенно к выпускникам Кембриджа. А если выразиться точнее, он проявил презрение ко всему британскому истеблишменту». Достаточно оперативно П. Райт был выгнан с работы, лишён по дисциплинарным условиям полагавшейся ему пенсии, и ему было рекомендовано покинуть пределы Великобритании. Когда он спустя несколько лет собрался издать книгу[835], ему это было строжайшим образом запрещено. Уже написанная работа была отвергнута всеми британскими издательствами и в итоге была издана находящимся в Нью — Йорке австралийским подразделением лондонского издательства Penguinc с запрещением продавать её на территории Великобритании.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное