Ключевая внешнеполитическая роль А. Н. Косыгина в 1960‑е гт. была обусловлена и ещё одним обстоятельством. После некорректного по международным дипломатическим стандартам поведения А. А. Громыко во время Карибского кризиса его авторитет в ведущих мировых столицах был близок к нулю. Поэтому в течение долгого времени, вплоть до середины 1970‑х гг., министры иностранных дел, не говоря уже о главах государств, встречаясь с А. А. Громыко, старались ограничиться обсуждением официальных, протокольных вопросов, не выходящих за рамки дипломатической рутины.
С кем же ещё на этапе разворачивания программы по созданию Римского клуба работал А. Н. Косыгин среди высшего советского руководства? Прежде всего, с председателем КГБ СССР Владимиром Ефимовичем Семичастным. Автору текста Владимир Ефимович подтвердил этот факт, будучи уже в глубокой опале в середине 1980‑х гг. и являясь заместителем председателя правления всесоюзного общества «Знание». При всех возможностях внутренней разведки Д. Гвишиани он не мог без нарушения регламента и риска скомпрометировать своего тестя, проводить многие мероприятия, монополия на которые принадлежала ПГУ КГБ СССР. Именно оно могло в те годы проводить глубокие проверки не только персоналий, но и компаний, используя как собственные материалы, так и сведения, получаемые от резидентов в стране локализации и из международного отдела ЦК КПСС.
У А. Н. Косыгина и В. Е. Семичастного сразу же сложились добрые, деловые и доверительные отношения. Этому в значительной степени способствовало почтительное отношение председателя КГБ СССР, который не достиг в то время ещё возраста сорока лет, к А. Н. Косыгину, имевшему за пленами два десятилетия пребывания на высших государственных постах, включая период работы непосредственно с И. В. Сталиным. Более того, В. Е. Семичастный был лично весьма благодарен А. Н. Косыгину за то, что он решил одну, по — настоящему ключевую для КГБ СССР задачу. Семичастный, оказавшись во главе КГБ СССР, который был беспредельно далёк от его комсомольско — партийной карьеры, поступил очень умно. Он отдал всю профессиональную деятельность на откуп выдающимся советским разведчикам, в том числе генералам О. Грибанову и П. Ивашутину, а сам сосредоточился на политических, организационных и хозяйственно — материальных вопросах. Во многом благодаря этому ему после Серова, заметно уронившего уровень советской разведки, удалось нормализовать работу КГБ СССР, создать в организации хорошую внутреннюю обстановку и добиться перелома как в разведывательно — агентурной и аналитической работе, так и в сфере технической и организационной оснащённости разведки.
Во времена Серова ассигнования на КГБ СССР были резко снижены. Н. С. Хрущёв, также с подозрением относившийся к Лубянке, отказывал в просьбах А. Шелепину изменить ситуацию даже по самому животрепещущему вопросу, связанному с увеличением фонда вознаграждения разведчикам, агентам, информаторам. Сразу же после смещения Н. С. Хрущёва Семичастный обратился к Л. И. Брежневу с аналогичной просьбой. Дело было в том, что, «хотя Комитет государственной безопасности формально был подчинён Совету Министров СССР, а его председатель находился официально на одном уровне с остальными министрами, тем не менее моим непосредственным и, по сути, единственным шефом был первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. В 1961–1964 гг. им был Никита Сергеевич Хрущев, позже его сменил Леонид Ильич Брежнев»[969]
.Л. И. Брежнев сказал, что у него нет времени решать хозяйственные вопросы.
В итоге со своей бедой Семичастный отправился к Косыгину. Алексей Николаевич нашёл, как помочь делу подведомственных Совету министров СССР. Он предложил, чтобы Комитет начал, помимо своих прямых обязанностей, собирать информацию по заказам министерств. Соответственно, министерства, имевшие значительные финансовые фонды, связанные с научно — технической информацией и научно — исследовательскими и опытно — конструкторскими работами, могли из своих средств пополнять фонд вознаграждений КГБ. Получив радостное согласие Семичастного, А. Н. Косыгин убедил Л. И. Брежнева в необходимости повышения народнохозяйственной эффективности КГБ СССР и закрепил это закрытым постановлением Совета министров СССР. В результате «материальное вознаграждение рядовых информаторов находилось в компетенции резидента конкретной страны. Однако чем выше в общественной иерархии находился источник информации, тем и в системе КГБ смещалось вверх право на определение его ценности. Ни размеры гонораров, ни подлинные имена наиболее значительных агентов КГБ за границами страны не были известны даже заместителям председателя КГБ, не говоря уже о людях из других государственных органов. Отдельные промышленные министерства брали на себя расходы по научно — технической разведке, и мы отчитывались перед ними конкретными материалами по интересующим их вопросам»[970]
.