Читаем De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II полностью

Пропорционально достигнутой экономии и увеличивающейся прибыли выплачивалось в возросших размерах вознаграждение. Однако вся проблема состояла в том, что фонды заработной платы и материального поощрения росли и в первом, и во втором, и в третьем подразделении, или, если говорить привычным языком, и в группе А, и в группе Б — промышленности. А вот увеличивающуюся товарную массу создавало только второе подразделение — входящая в неё соответственно группа Б, а также сфера услуг. Взрыв бомбы становился неизбежным в том случае, если в первом подразделении и в военно — промышленном комплексе, а им в то время придавалось определяющее значение, трудовые коллективы добивались впечатляющих успехов. Это вело к нарастающему объёму необеспеченных денежных средств населения и, как следствие, очередям, дефициту и т. п. То есть к тому, что активно начало входить в советскую жизнь уже в 1970‑е гг.

По впечатлениям Кацеленбогена, А. Н. Косыгин прекрасно видел эту проблему и пытался получить количественную оценку её масштабов и темпов нарастания. Однако ответственные работники Госплана уходили от ответа, указывая, что они не располагают полной оперативной статистикой, позволяющей в динамике отслеживать процессы. Они утверждали, что могут достаточно точно нарисовать картину лишь в статике. Ориентируясь на директора института академика Н. Федоренко, А. Кацеленбоген решил не рисковать и не браться за задачу разработки подобной методики. Это могло бы заметно ухудшить отношения руководства института с руководством Госплана (а формально именно Госплан выступал главным работодателем ЦЭМИ). После этого А. Н. Косыгин А. Кацеленбогена не вызывал.

Из подробных рассказов А. Кацеленбогена можно сделать два вывода. Во — первых, А. Н. Косыгин ясно видел сильные и слабые стороны советской экономики и получил важную для него информацию относительно имеющихся возможностей и грядущих угроз. Кроме того, он прекрасно понимал ограниченность, а в перспективе и потенциальную опасность экономической реформы 1965 г. По некоторым косвенным признакам можно сделать вывод, что в реформе он видел способ обеспечения высоких темпов экономического роста на ближайшие пять лет, которые были необходимы для проведения переговоров с Западом с позиций силы или, по крайней мере, на равных. Кроме того, он рассматривал реформу как своего рода полевые испытания корпуса хозяйственных руководителей на их готовность к подлинным переменам.

Завершая тему Арона Кацеленбогена, нельзя совсем коротко не остановиться на парадоксе его эмиграции. В первой половине и середине 1970‑х гг., во второй волне еврейской эмиграции, неожиданно разрешение на выезд в Израиль, а фактически, как все понимали, в Америку, получил целый ряд уникальных специалистов, чьи разработки имели прямое отношение к военной и разведывательной сферам. Наряду с уже упомянутым А. Кацеленбогеном, к ним можно отнести, например, разработчика уникального метода рефлексивного управления Владимира Лефевра, лучшую в мире группу математиков — специалистов по поиску скрытых уязвимостей в сложных системах различного рода, а также целый ряд других лиц и коллективов. Нельзя не отметить, что кураторы КГБ соответствующих научных учреждений, а также руководители среднего уровня на площади Дзержинского категорически возражали против возможности предоставления такого рода разрешений. Однако эти разрешения были даны из самых высоких кабинетов на Лубянке.

В связи с этим любопытным представляется обсуждение вопроса об эмиграции на одном из заседаний Политбюро ЦК КПСС.

«Брежнев. Закон не надо отменять. Мы условились не менять закона. Но на данном этапе, когда сионисты разожгли кампанию вокруг поправки Джексона и вокруг законопроекта о предоставлении нам режима, надо отпускать. Дело не в режиме, им надо вообще поссорить Советский Союз с Америкой. Есть группа республиканцев, которая поставила целью сорвать улучшение отношений Советского Союза с США. Никсон — за, администрация — за, а многие сенаторы против только из — за того, что у нас с евреев взимают плату (за обучение в вузах).

Косыгин. А кого мы не хотим выпускать, мы не должны выпускать.

Андропов. С понедельника едут не 600 человек, а полторы тысячи.

Брежнев. Отпусти 500 второстепенных лиц, а не академиков. Пусть они говорят, что с них ничего не взяли. Возьмите пару инженеров с высшим образованием, не имеющих никакого отношения к секретам, например, из пищевой промышленности — пусть едут. Но не с оборонной промышленности. Пускай и инженеры едут бесплатно. Это временный тактический манёвр.

Щёлоков. Леонид Ильич, я ещё хотел сказать, что может быть в связи с тем, что опубликованы данные о желающих возвратиться, использовать их здесь для пропаганды по телевидению, в печати и т. д.

Андропов. Было такое поручение, вчера мы получили телеграмму. 10 семей мы возвращаем.

Косыгин. Наш народ очень плохо реагирует на возвращение. Говорят, раз уехали, то их обратно не принимать»[980].

6

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное