De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II

Когда Германия в мае — июне 1940 г. стремительно захватила Нидерланды и Францию, Бос ожидал в скором времени и британской капитуляции. После падения Парижа он в передовице своей газеты Forward точно предсказал будущие сферы влияния держав в Европе и Средиземноморье. В качестве председателя второй конференции Форвард — блока в Нагпуре Бос подробно разъяснил свои взгляды на долг антиимпериалистов в контексте войны. Призвал все партии объединиться для создания «гражданского оборонительного корпуса», в то время как оборона колониальной Индии от внешней угрозы должна заботить лишь правительство, а не народ. «Какой интерес можем мы иметь, сражаясь за увековечение собственного рабства? — вопрошал он. — Ведь именно это подразумевает борьба за оборону порабощённой Индии»[173].

Стремясь к общинному единству в Бенгалии, Бос призвал провести 3 июля 1940 г. День Сираджа — уд — даулы, чтобы почтить память последнего независимого наваба страны (правил в 1756–1757 гг.). Также призвал к движению за перенос памятника деятелю Ост — Индской компании того времени Джону Холуэллу (1711–1798) с площади Далхузи в Калькутте. Власти перенесли раздражавший бенгальцев монумент, но не упустили случая в очередной раз поместить Боса за решётку. В письмах Сарату из тюрьмы Субхас, уже не стесняясь в выражениях, критиковал моральные недостатки правых конгрессистов. Так, он осудил гандизм за «ханжеское лицемерие» и «поругание демократии». Справедливо обвинял руководство Конгресса в двойном стандарте: оно хотело, чтобы на общеиндийском уровне левое меньшинство партии повиновалось диктату правого большинства, но в Бенгалии от лояльных братьям Босам конгрессистов, которые составляли большинство, требовало подчиняться меньшинству комитета ИНК в этой провинции.

Кажется странным, почему Бос так стремился обратно в тюрьму: понимал же, что проведение Дня Сираджа — уд — даула закончится для него новым заключением. Спецслужбы объясняли это давлением Конгресса: мол, однопартийны требуют, чтобы политические шаги Боса соответствовали его словесной воинственности. Калькуттские революционеры считали, что Бос хотел попасть в тюрьму, чтобы установить контакты с теми, кто способен помочь ему бежать из страны. Однако сам Бос позднее подтвердил догадку своего племянника Сисира, сына Сарата: планы его побега за границу выплыли на поверхность, и он хотел усыпить подозрения.

Достигнув своей цели, Бос в ноябре 1940 г. объявил голодовку, чтобы заставить власти освободить его. Ганди выразил сожаление о своей неспособности и нежелании вмешаться, несмотря на дружбу и уважение к Босам, — пока братья не извинятся за «нарушение дисциплины».

За три дня до голодовки Бос написал письмо губернатору Бенгалии, которое назвал своим политическим завещанием. Потребовал от властей прекратить попытки расколоть индуистов и мусульман и призвал соотечественников не идти на компромисс с несправедливостью. Британцы, бросив своего самого непримиримого оппонента в тюрьму, не хотели обвинений в его смерти. В то же время вице — король инструктировал губернатора Бенгалии держать Боса в заключении любой ценой. Поэтому через неделю после начала голодовки, 5 декабря 1940 г., губернатор отпустил его под домашний арест. Субхаса вынесли из тюрьмы на носилках и перевезли в семейный дом на Элджин — роуд. За посетителями следили, переписку Субхаса вскрывали.

7. С Райхом против Раджа (1941–1943)

Между тем Бос готовился бежать из Индии. Весной 1940 г. он активизировал попытки контакта с СССР: расспрашивал знакомых коммунистов, не помогут ли они ему выбраться в Москву на встречу с И. В. Сталиным. Бос всерьёз рассчитывал заинтересовать советского лидера идеей вторжения в Индию. Ведь обсуждался на заседании Совнаркома в 1921 г. план военного похода на Индию, где докладчиком был небезызвестный генерал А. А. Брусилов (1853–1926), а в Ташкенте в 1920–1921 гг. функционировали Индусские командные курсы — военная школа, готовившая командиров будущей индийской Красной армии.

У индийских борцов с колониализмом сложилась прочная традиция надежд на Россию. Родились эти надежды ещё в 1860‑е гг., когда с присоединением Средней Азии к Российской империи недалеко от Индии появились гарнизоны сильной и враждебной колониальному хозяину индийцев державы. В Ташкент — административный центр Туркестанского края — зачастили тогда посланцы индийских князей с предложением помочь в случае вторжения в Индию. Хотя в ходе Большой Игры с Британией в Центральной Азии серьёзных намерений захватить Индию у России не было, русские стратеги отдавали себе отчёт в этих настроениях индийцев. Например, полковник Михаил Африканович Терентьев (1837–1909), назвав британскую власть в Индии паразитом, образно писал: «Нарост этот может быть удалён только хирургической операцией. Индусы пробовали в 1857 г. произвести эту операцию сами, но оказались недостаточно искусными. Теперь они ждут хирурга с севера»[174].