De Personae / О Личностях. Том I

К ноябрю 1577 г. Ди начал писать трактат «Границы Британской империи». Связь Ди с плаваниями Фробишера именно с той поры могла бы наводить на мысль, что это сочинение подводило теоретическую основу под «Артурову» империю Елизаветы в северо–западной Атлантике. Отчасти так оно и было, но надо принять во внимание, что Ди писал во время переговоров с французским посольством. По большей части его трактат утверждал суверенитет Елизаветы в Европе. Неслучайно Ди оставался в неведении целей плавания Хамфри Гилберта: считал, что тот держит путь в район современного Монреаля, тогда как истинной целью была Вест–Индия. Таким образом, «Границы» имели дело с главной проблемой, занимавшей Лестера и Уолсингэма летом 1578 г., — суверенитетом над Нидерландами, который, как те опасались, мог захватить герцог Анжуйский. Лестер использовал кошмарную перспективу французского контроля над Антверпеном как жизненно важной экономической коммуникацией Англии. Под его влиянием Елизавета спешно согласилась отправить графа на континент во главе армии. Придворные–католики перегруппировались, чтобы расстроить эти планы, и Лестер вновь обратился к Ди. Правда, французские послы успокоили постоянно колебавшуюся Елизавету прежде, чем Ди получил аудиенцию, и нидерландские амбиции Лестера рухнули.

Однако вскоре Тайному совету понадобились магические знания Ди. В августе 1578 г. в Лондоне нашли восковые изображения Елизаветы и двух членов совета, утыканные свиной щетиной, что посчитали ведовской попыткой извести их. Совет обратился к Ди с просьбой предотвратить беду. Следующие несколько месяцев принесли ему большое влияние, поскольку он в интересах Лестера искал свидетельства колдовства католиков против Елизаветы. Тайный совет использовал историю с фигурками для оправдания репрессий против подготовленного заранее списка католиков–диссидентов[410]. Лестер старался доказать существование папистского заговора и лично допрашивал в Тауэре двух арестованных католиков — отца и сына Блоуэров.

Между тем королева заболела, и Лестер с Уолсингэмом отправили Ди в Германию, во Франкфурт–на–Одере, просить совета у последователя Парацельса, врача и алхимика Леонарда Турнейссера[411]. Лестер пускал слухи, что недуг королевы вызван любовным зельем, с помощью которого сторонники герцога Анжуйского пытались склонить Елизавету к браку с ним. Против католиков и их «колдовства» Лестер поднял скандал по всей Англии, но получил он и общеевропейскую известность благодаря трактату французского юриста Жана Бодена[412] «Демономания колдунов». Тайному стали мерещиться заговоры повсюду. Правда, к октябрю 1578 г. растущий интерес Елизаветы к французскому браку и потеря ею интереса к «протестантскому делу» почти привели придворных–католиков к вхождению в Тайный совет. Лестер же потерял доверие, когда известный маг Томас Элкс сознался, что создал те восковые фигурки по заказу богатого молодого клиента с целью любовной магии.

Из–за изменившейся политической конъюнктуры Елизавета отдалила Лестера и Уолсингэма от двора, что продолжалось до 1580 г. Соответственно, Лестер потерял способность защищать Ди от непрекращавшихся нападок Мёрфина, который старался возродить его репутацию как католического «главного чародея». Между тем «недавний мир между французскими католиками и гугенотами, а также договор герцога Анжуйского с Нидерландами возродили страхи Елизаветы насчёт контроля Франции над этой страной. Лестер играл на этих страхах, давя на неё с целью отправить английские войска. Свидетельство Ди о правах королевы на европейскую империю служило краеугольным камнем этой кампании, так что Мёрфин мог быть подставным лицом для католических оппонентов Лестера» (с. 139).

О степени напряжённости при дворе можно судить по визиту Елизаветы к Ди через три дня после того, как он подал на Мёрфина в суд за клевету. Королева выразила доверие к Ди, возродив у Лестера надежды на продолжение активной политики на континенте. В октябре 1580 г. Ди преподнёс королеве два пергаментных свитка — черновик трактата «Границы Британской империи», в котором обосновывались генеалогические притязания Елизаветы на империю Артура в Европе. Правда, Бёрли, прекрасно знавший генеалогию, засомневался в ценности этой работы, особенно в обоснованности претензий Елизаветы на Кастилию и Леон. Отчасти причиной было то, что Ди составил работу без его ведома; отчасти же Бёрли опасался внешнеполитических осложнений такого курса.