De Profundis

Стелла горько сожалела, что не посмела привести домой Маризу и ее семью. Но, наблюдая за поведением матери, девочка не верила своим глазам: возможно ли, что этот всплеск братства искренен? Стелле приходилось признать, что это так; девочка вполне умела отличать выкрутасы и манипуляции Роксанны от ее подлинных душевных порывов, даже если последние были обычно, увы, порывами враждебности, сарказма или равнодушия. Вдобавок приветливость Роксанны к этим незнакомцам глубоко ранила ее дочь; она была жестоким напоминанием, насколько Роксанна лишала ее жестов утешения и поддержки, которые бессчетно расточала другим. Даже голос матери, обычно такой суровый, теплел, когда она обращалась к беженцам. И Стелле тогда хотелось, чтобы она онемела.

* * *

Этот поток мигрантов через юг страны просуществовал недолго. Началось это в начале февраля и закончилось спустя месяц. Вмешалась армия при поддержке местного населения, чтобы остановить беженцев и разместить их в лагерях, где они умирали от голода, отчаяния и болезней вернее, чем где бы то ни было. Отец Джеки был одним из самых рьяных в облавах. Он брал с собой своего пса Брута, бельгийскую овчарку, такую злобную, что полиция когда-то приказала ему держать ее в клетке и в наморднике. Жанин Ламботт, она же Инспектор Гарри, тоже выходила наконец из своей хибары и снова показывала зубы, такие же длинные и острые, как у Брута, с которым у Жанин были и другие общие качества. Последняя облава закончилась страшно: шальная пуля настигла маленькую девочку и ее мать, которые недостаточно быстро вышли из своего укрытия. Девочка умерла в военной машине. Мать потеряла правую руку, а также рассудок.

Леса наконец снова стали чистыми и безопасными, и Джеки мог вволю ставить там ловушки. Стелла больше не любила ходить с ним. Что-то между ними изменилось; малышка чувствовала, как алчно хотел Джеки ее мать. Но было и еще кое-что: фермер стал другим, с тех пор как Стелла рассказала ему о Маризе и ее семье. Она открыла свой секрет, думая, что может ему доверять. А Джеки почему-то не понравилось это признание, ему как будто было не по себе. Он густо покраснел, выслушав рассказ Стеллы, и она сразу заподозрила, что Джеки с отцом причастны к исчезновению Маризы и ее родителей. Она вернулась на место стоянки и перерыла все в надежде найти след, который подтвердил бы ее подозрения. И нашла. Носовой платок в клетку, зарытый в куче листьев, один из отвратительных платков отца, в которые он высмаркивал обильные желтые сопли. С бесконечными предосторожностями Стелла взяла его и, развернув, обнаружила пятна крови. Она взяла платок домой и спрятала. И с этого дня она больше никогда не ходила в лес с Джеки.

Толпы чужаков в доме в конце зимы ему не понравились. Вместе с котом он хоронится на чердаке или в спальне Роксанны, чтобы не пришлось выносить хождений, лишнего движения воздуха, визгливых голосов, запахов тел, которые ему отвратительны. Он заметил, что у него изрядно развилось обоняние в последнее время, это и хорошо, и плохо. Хорошо, когда до него доносятся ароматы стряпни и, главное, когда он рядом с Роксанной: утром она просыпается, и ароматы исходят от простыней и ее тела, навевая ему мечты. Они действуют на него сильно, куда сильнее, чем зрелище ее голого тела.

Он заметил перемену в Роксанне. Доброта, которую она выказывает бедным, преобразила ее, выявила ту сторону ее натуры, которую она старательно прячет, зарывает в себе как можно глубже, желая, чтобы ее не было вовсе: участие к ближнему, какое-то разочарованное сострадание. Он не может ясно назвать это исходящее от нее чувство и обращается к ней все явственнее. Порой ее взгляд лучится теплом, когда она устремляет его на этих обездоленных людей, и тепло это еще долго остается в ее глазах, когда она покидает своих гостей и уходит спать. Тогда он приближается к ней вплотную, следит за каждым ее движением, кружит вокруг, ловит ее взгляд в потемках. Ему хотелось бы с ней поговорить. Впервые за много веков ему не хватает дара речи. Он спросил бы ее, откуда она, где родилась.