De Profundis

Из окна кухни Роксанна видит силуэт, сидящий на берегу пруда. Чуть расплывчатая форма дрожит в раскаленном воздухе, словно мираж. Теплый ветер колышет темные волосы. Спина широкая, крепкая, выразительная. Роксанна знает, что не должна ничего делать, нельзя и пытаться, но она не может обуздать свое желание. Она выходит из дома и медленно, осторожно крадется по теплой траве; как в детстве, когда она играла в «Короля тишины». Нельзя издать ни звука, даже не дышать, иначе вас обнаружат, и вы исчезнете. Она уже не уверена в реальности происходящего и задается вопросом, кто из них рискует раствориться в атмосфере, встретив взгляд другого.

Он чувствует, как она медленно идет к нему; ему кажется, что он видит ее так же ясно, как деревья, небо и темную воду, дрожащую в жарком воздухе. Она не должна больше приближаться, не то чары рухнут. Но это сильнее ее, и ее босые ноги проходят еще несколько метров.

Он не шелохнулся, а она приблизилась и различает все четче очертания его профиля, цвет и густоту волос, форму ладони. Она обходит его; он шевельнулся, чтобы обернуться к ней, образ расплывается… Никого нет. В том месте, где он сидел, трава слегка примята. Земля у самой воды сохранила смутный отпечаток руки. А может быть, это что-то другое…

* * *

Когда лошадь выбежала из конюшни во двор, Роксанна ждала на пороге. Она услышала ржание из кухни и сразу поняла, что он готовится уйти.

Она слабела. Ноги едва держали ее, и она вся дрожала в душном воздухе. В последнем порыве рот ее раскрылся безмолвным криком. Но подошла Стелла, взяла ее за руку и крепко сжала. Живописный фыркнул, развернулся и умчался быстрой рысью.

Он скакал, куда глаза глядят, по воле лошади. Они пересекли поляну на холме, углубились в лес. Он пустил лошадь галопом, и пейзаж убегал назад, далекий и размытый. Свет стал редким, тишина густой, воздух ледяным. Ему увиделась победоносная улыбка в сиянии заката, женские руки, месившие тесто. Вскоре он перестал видеть солнечные лучи сквозь листву, бока лошади как будто ускользали из-под ног, и тепло животного больше до него не доходило… Он мельком увидел блеск окровавленного клинка, отсветы изумруда на металлической руке, тотчас поглощенные непроницаемо-слепым пространством, окружившим его; он, казалось, парил, как будто лошадь исчезла. Больше никаких ощущений… Нет, еще стихи, строчки, где речь идет о ночи детства, о неведомых сокровищах… Строчки, которые прогоняет душок тушеной капусты, запахи волос; тьма еще сгущается… звон оружия… почти ничего… Только еще несколько слов, произнесенных низким голосом, который был когда-то ему знаком, биение сердца – и все.

На дворе светлое сентябрьское утро, и еще можно дышать. Скоро температура поднимется до сорока одного градуса, и придется хорониться под защитой толстых стен. Роксанна развешивает белье на складной сушилке у крыльца. Она ушла в себя, и все ее движения механически плавны. Она не заметила силуэта, который появился на грабовой аллее и стоит, прикрыв рукой глаза от солнца. Силуэт, тонкий, маленький и подвижный, пританцовывает с ноги на ногу в ярком свете.

– Рокси!

Роксанна вздрогнула. Этот голос… Она поднимает глаза и пошатывается. Она слишком взволнована, слишком удивлена, чтобы двигаться. Мехди кинулся к ней и, прежде чем она успела вполне осознать, что это он, заключил ее в объятия и прижал к себе. Роксанна чуть отстраняется, смотрит на исхудавшее, очень бледное лицо, темные глаза, обведенные лиловыми кругами. Она увлекает его в дом, усаживает за стол и наливает большой стакан воды, который он осушает залпом. Роксанна замечает грязную, изорванную одежду, стоптанные башмаки.

– Встретимся у фонтана, – говорит Мехди со своей плутовской улыбкой. – Так я вспомнил. Потому что, знаешь, я клялся, что никогда ноги моей не будет в такой дыре. И я ведь был прав, его даже в календаре нет, твоего святого!

– Как ты добрался?

– А! Это, моя Рокси, долгая история! Все больше на своих двоих. Знаешь, машины и поезда больше не в моде. Лошади и волы еще есть, но их нечасто встретишь, и это теперь дороже ракеты.

Мехди обвел усталым взглядом кухню. Немного помолчал; казалось, он был не вполне уверен, что пришел туда, куда хотел. Он улыбнулся своим щербатым ртом, и Роксанна отметила, что в нем недостает еще одного зуба. Спустилась Стелла, и личико ее просияло при виде Мехди. Она поцеловала его и забралась к нему на колени.

Он покинул Брюссель месяц назад. Его мать умерла от сердечного приступа, когда их квартиру разграбила банда налетчиков. Город оцепила армия; ряды колючей проволоки под током были поставлены на всей протяженности Малого кольца. В любого, кто пытался выйти, военные стреляли. Эбола выкосила три четверти населения. С зимы царил голод, лето принесло тиф, были зарегистрированы и несколько случаев холеры. Брюссель походил на гигантский концентрационный лагерь.