Дебальцевский крест судьбы

Сергей, откинулся и прикрыл глаза. Его длинные руки разбросаны по спинке заднего сиденья видавшего виды внедорожника. Девушка в расхристанном пальтишке и задранном свитере, упершись ему в колени, ритмично двигает головой. Потные ладони гуляют по бедрам и животу партнера.

Стекла «Изудзу», ветерана японского автопрома, наглухо затонированы. Снаружи не разглядеть, что происходит в салоне.

Сопение, сдавленные стоны, негромкий скрип потертой сидушки.

Приближается развязка. Сергей тихо застонал, напрягся, подвигался и обмяк. Девушка по инерции сделала еще несколько упругих движений и, нехотя оторвавшись, откинулась рядом на спинку.

Их машина припаркована у тротуара оживленной городской улицы, за бортом поздний вечер. Глаза у девушки хулигански-счастливые. Она возбужденно облизывается кончиком языка. По круглому миловидному лицу с острым носиком гуляют сине-красные сполохи полицейской мигалки.

— Что там? — застегиваясь, с удовлетворенной ленцой спрашивает Сергей.

— Та ничего. Просто полиция, — голос у подруги чуть пьяный, низкий и с хрипотцой.

— Там «кола» в кармашке. Достань, пожалуйста, тебе ближе!

Девушка с порывистой готовностью достает жестяную красную банку, поддевает кольцо. Первой делает пару жадных глотков, передает банку спутнику. Пока он пьет, девушка, ловко перемещаясь в салоне, приводит в порядок одежду. Достает зеркальце, критически себя осматривает, тянется за сумкой, оставленной на переднем сидении.

— Ну шо, я побежала? На автобус опаздываю!

Сергей наклоняется к спутнице, притягивает к себе, целует взасос. Благодарно гладит по щеке.

Девушка толкает дверь. В загустевший парфюмерно-сексуальный воздух салона врывается городской шум и сырость, замешанная на прогорклом масле фастфудов с характерной примесью креозота, которым пропитывают железнодорожные шпалы. Впереди метрах в трехстах виднеется серая глыба Центрального киевского вокзала. Стрелки на подсвеченных фасадных часах показывают девять тридцать пять.

Цапнув сумку кошачьим движением, девушка выскакивает на улицу и растворяется в сумерках. Сергей еще некоторое время сидит, приходя в себя и не торопясь возвращаться в хлопотные извозчичьи будни.

Жуляны.

Вырывая из прошлого, отзвонился командир корабля.

— Все готово! — сказал Алексей. — Пошли.

В сопровождении ВИП-«стюардессы» они спустились прямо на летное поле. Самолет стоял метрах в ста — среднего размера, винтовой, в бело-красной «ливрее» с медицинскими крестами на крыльях.

— Это наш, Ан—26, — на ходу заученно пояснял посредник. — Принадлежит МЧС. Может перевозить двух тяжелобольных или раненых в реанимационных модулях, а также шесть лежачих потерпевших и четырнадцать сидячих. Там есть все, что нужно — кардиодефибриллятор, монитор и электрокардиограф, хирургический аспиратор, устройство для переливания крови, другие приспособления. Более современного оборудования нет в Украине. Благо ваш, то есть наш пациент — участник боевых действий, потому мы и выбили разрешение…

Надо же, даже про статус Еврея информацию раскопали… Шульга зашагал к самолету, возвращаясь к приятным воспоминаниям…

Юла, она же Грабянко Юлия Олеговна, двадцати семи лет, не замужем, без детей, по Фейсбуку «Черкаська Бандерівка» с черно-красным прапором на аватарке была не «вокзальной бабочкой», а вполне нормальной девчонкой. У себя в Черкассах работала менеджером на каком-то крупном пищевом производстве. На своей фирме человеком была не последним, в Киев приезжала раз в полтора — два месяца на пару дней, подписывать какие-то договоры: «З лохами угоди складати» — как она выражалась.

Познакомились с полгода назад. Голосовала, остановился. Села, разговорились. К концу поездки на вопрос, где можно сегодня недорого снять жилье, нахально предложил свой диван. Юлу такой вариант устроил более чем вполне. Вскоре выяснилось, что не только на одну ночь.

Подруга, неожиданно вошедшая в его унылую и безденежную гражданскую жизнь, ухитрялась совмещать почти что несовместимое — девичью сексуальную романтичность с добротным украинским практицизмом. Выстроив отношения с новым приятелем, она и транспорт имела, и на квартире экономила, и по полной оттягивалась после рутинной черкасской жизни, где то ли жила, то ли встречалась с каким-то, по ее же словам «довбаным козлом». Ритуал «прощания в машине» она же, собственно, и ввела.

Хулиганские ласки в салоне автомобиля посреди вокзальной толпы, да и сама девушка с ее милым суржиком, провинциальной деловитостью и откровенной сексуальностью, были немногим, а пожалуй что и единственным светлым пятном в той «промежуточной» жизни, когда он, еще не Шульга, а Сергей Велецкий, участник боевых действий, уволенный по ранению, зарабатывал на хлеб вольным бомбилой.

Киев, Вокзальная площадь.

Сергей сладко потянулся, выбрался из машины. Обошел «Исудзу», пнул на ходу баллон, тыцнул на кнопку брелока-сигнализации. Вздохнул. Оперся спиной на заднюю стойку и замер, демонстрируя прохожим надетые на палец ключи.