Я не хотел никого убивать. И, врываясь в комнаты за спинами товарищей, озирался по сторонам, не в поисках потенциальных жертв, а в безуспешных, увы, попытках наткнуться где-то на столе, в шкафу или тумбочке на бутылку вина. Дабы, тут же опрокинув найденный алкоголь в свою глотку, свалить нахрен из этого кошмарного кровавого безумия, оставив наслаждаться местью реально кайфующего от творящегося вокруг беспредела маньяка-Каспера. Но мне не повезло убраться оттуда с чистыми руками. Спасительной бутылки с вином на глаза не попалось ни разу, зато в очередной взломанной комнате наша удалая тройка балбесов-захватчиков угодила в засаду, организованную впопыхах хозяином замка и ближайшими его телохранителями.
Встречный залп (как позже выяснилось, из мушкета и пары пистолей) буквально вышвырнул обратно в коридор графа Алена, первым из нас на свою беду вбежавшим в распахнутый дверной проем. Сложившийся, как сломанная кукла, бедняга рухнул на пол за нашими спинами и затих.
Мое правое предплечье тоже обожгло зарядом дроби. К счастью задело лишь самым краем (львиную долю смертельного свинца принял на себя отважный граф), но случившийся из-за ранения мышечный спазм лишил меня шпаги. И в завертевшейся дальше рукопашной единственному уцелевшему виконту пришлось отбивать от нападок сразу троицы вооруженных противников. Меня же решил добить какой-то усатый боров с огромным топором.
Пытаться отмахнуться от тяжелого хищно закругленного лезвия кинжалом было глупой затей, потому подходящему для ближнего боя клинку я предпочел метательный нож. Мой неумелый бросок левой рукой, разумеется, не достиг цели, но он сбил толстяку атаку, вынудив отшатнуться от летящего ножа. Я же, увернувшись от дрогнувшего топора, мгновенно сократил с противником дистанцию и врубил в его злобно ощеренную пасть отчаянную серию из тройки молниеносных джебов. Из-за бурлящего в крови адреналина наносил удары левой со звериной мощью, благо боевая перчатка из толстой кожи со стальными вставками для защиты кисти и пальцев от чужого клинка прекрасно защищала кулак, превращая его в молот, крошащий чужие зубы, и вбивающий усищи ублюдку внутрь расплющенного носа.
Закативший глаза противник рухнул на колени и на рефлексах, видимо, вскинул топор к лицу, уже не атакуя, а закрываясь тяжелым лезвием, как щитом, от моих тяжелых кулаков. И так, увы, неудачно совпало, что аккурат в этот же момент, действуя так же на рефлексах, я выдал раненой правой свой фирменный добивающий хук. Удар утяжеленного перчаткой кулака в височную область должен был гарантированно нокаутировать толстяка, но случайно выставленный под маховик моей колотушки топор превратил-таки и меня в убийцу. Широкое закругленное лезвие перекошенное взрывным ускорением хука врубилось усачу в переносицу, и буквально раскроило его физиономию на две неравные части. Фонтанируя кровью из широченного пореза, толстяк боком завалился на пол и задергался в смертельных конвульсиях.
Меж тем дела второго моего боевого товарища — виконта Франсуа — оказались далеко не так плохи, как я подумал было в начале его безнадежной схватке. Один из троицы его противников (слуга копейщик) валялся на полу в луже крови, набежавший из пробитого мастерским уколом навылет горла. А виртуозно орудующий шпагой и длинным кинжалом Франсуа уже вовсю азартно теснил оставшуюся пару противников, вооруженных также коротким и длинным клинком в каждой руке, но управляющихся со своими шпагами и кинжалами далеко не так проворно, как юный виконт.
Помогать явно доминирующему в схватке товарищу не было смысла, к тому же через считанные секунды из коридора в комнату хлынула волна наших чутка подотставших головорезов, и судьба пары доживающих последние мгновенья жизни защитников замка оказалась предрешена. Но виконт прикрикнул на помощников, желая лично поквитаться со злодеями за ранение друзей, и вооруженная группа поддержки, поигрывая поднятыми копьями и алебардами, превратилась в терпеливых зрителей.
Предоставленный на какое-то время самому себе, я стащил перчатку с раненой руки и, приложив тут же окровавленную ладонь к солнечному сплетению, искренне пожелал (едва слышным шепотом, разумеется) прекращения действия
Покончив с нехитрым ритуалом отмены, я подобрал с пола свои нож со шпагой и вышел в коридор, проверить состояние невезучего графа. Последний, с заострившимися чертами на белом, как мел, лице неподвижно лежал в луже крови у стены. Склонившийся над ним месье Жак, бормоча под нос проклятья, кромсал скальпелем окровавленный камзол тяжелораненого, освобождая от одежды густо изрешеченное крупной дробью тело.
— Как он? — поинтересовался я, приседая рядом на корточки.
— Скверно! — фыркнул Жак, не отрываясь от работы.