Однако падение именно этой позиции уже реально могло привести к окружению до сих пор достаточно крепко держащихся частей на главном направлении. Пришла пора что-то решать: либо отступать, либо перебрасывать на север дополнительные дивизии для стабилизации фронта. В Берлине — а в этот момент советские войска как раз вышли на границу Восточной Пруссии — выбрали первый вариант.
17 ноября началась операция по эвакуации корпуса Рендулича на «большую землю». На самом деле вывоз всего ценного, что было жалко оставлять противнику начался еще в середине октября: на континент оправились немногочисленные норвежские производства, были перегнаны на датский берег все гражданские суда, а также вывезены норвежцы за годы оккупации, участвовавшие в сотрудничестве с вермахтом. Последним от старой-новой власти ожидать чего-либо хорошего не приходилось.
Немцы достаточно педантично вывезли большую часть военного имущества, а что не смогли перевезти — уничтожили. А всего за две недели ноября из Норвегии было эвакуировано 48109 человек личного состава из различных немецких и вспомогательных подразделений, а также 18390 человек гражданских, не пожелавших оставаться на родине.
Осло было оставлено 25 ноября, а последний эсминец отчалил из порта Кристиансанна под самый занавес осени — 31 числа. На этом Норвежская эпопея немцев была окончена.
Документ 2
Несмотря на то, что большие сражения весны-лета 1946 года прошли мимо меня, нельзя сказать, что мы сидели сложа руки и бездельничали. Мой полк, выведенный на пополнение и переформирование после продлившейся, казалось, ровно две вечности мясорубки под Днепропетровском — к февралю в составе подразделения осталось не больше 25% от положенной по штату техники, а общая боеспособность упала до нуля — активно тренировался, осваивал новую технику.
Изначально нас перебросили под Смоленск, видимо планируя использовать в наступлении в Белоруссии, однако до этого в итоге так и не дошло. Большое наступление на Западной Украине вынудило бошей по собственной воле очистить «Белорусский балкон» дабы не угодить в очередное окружение.
Так или иначе, лето 1946 года стало для меня одним из наиболее приятных за последние… А я даже и не знаю сколько лет. Вероятно, с самого начала войны на долю вашего покорного слуги не выпадало столь спокойного и приносящего как физического, так и морального удовлетворения времени.
Сначала была война во Франции, где буквально каждую летнюю кампанию мы были вынуждены обороняться, метр за метром оставляя территорию своей страны. Потом — год в лагерях Советского Союза, которые, что бы о них не говорили разные «историки», были совсем не похожи на концентрационные лагеря фашистов. Подготовка к новой войне, и новые бесконечные отступления.
Этим же летом мой полк, стоящий в резерве, получил давно желаемую передышку, что в купе с хорошими новостями, поступающими с фронта, создавало непередаваемую атмосферу уверенности в победе. Если уж командование может себе позволить держать в тылу полнокровный тяжелый танковый полк прорыва и при этом успешно наступать по всем фронтам, значит дела у бошей действительно уже хуже некуда.
Тем не менее, нельзя сказать, что эти месяцы прошли в праздности. В полк поступили новые машины, получившие индекс КВ-4М, с более мощным двигателем, лучшей оптикой и рацией, а также дополнительно экранированным лбом и установленными заводским образом противокумулятивными сетками. В те времена именно ручное противотанковое оружие — поскольку у немцев бронированных машин становилось меньше с каждым месяцем — виделось советским офицерам самой главной опасностью. Подобные же экраны — сначала изготовленные кустарно, а потом и появившиеся в заводском исполнении — стали естественной реакцией на новую угрозу.
Командование в кой это веки расщедрилось — и это не упрек русским генералам, французские были еще хуже — на топливо и боеприпасы для учебы, поэтому все лето мы провели в учениях и стрельбах. Натаскивали новичков, подтягивали вернувшихся из госпиталей ветеранов. Последних было много, советская военная медицина того времени, как я понимаю, была одной из лучших и ставила обратно в строй больше половины раненных, поэтому недостатка в подготовленных кадрах мы не испытывали.
В первых числах августа меня вызвали в Москву. Было волнительно, среди наших ходили слухи о том, что де Голль с американцами требовали от советского правительства возможности забрать всех служащих во Французском легионе собственно французов, поскольку набранные колониальные дивизии остро нуждались в опытных сержантах и офицерах, которых Дакарским сидельцам взять было особо не откуда.