Дебют магии

— Это просто концентрированная магия, а вовсе не настоящий огонь. К тому же, шары из настоящего огня ты не зажжешь.

— Может, все-таки выпьем чаю? — предложила девушка, приняв лежачее положение и уставив усталый от разговоров взгляд в потолок.

— А, точно-точно, — волшебник потряс головой и вышел в коридор.

— Инфион! — окликнул его романтик.

— Что такое?

— Нам стоит после каждого шороха за стеной прятаться под кровать?

— Нет, старика же сегодня нет дома! Забыли уже?

Магия действительно текла непрерывными потоками через ткань реальности, неосязаемая, невидимая, но существующая, и пропитывающее все и вся. Таково было и время, которое многие волшебники называли полной противоположностью магии.

Она пронизывала и большие колбы в доме Фуста. Колбы были заполнены жидкостью медового цвета, вязкой, как, собственно, мед. Внутри этих стеклянных ампул корчились зародыши драконов, давно уже мертвые, но все еще находящиеся в товарном виде. Дракончики, которые, доживи они до своих лучших лет, могли бы покрыться чешуей под стать тому металлу, рядом с которым находилась кладка…

Лучи закатного солнца, видимые, в отличие от магических потоков, проскакивали через эти колбы и заполняли комнату преломленным светом, освещая множество разнообразных пробирок, порошков, инструментов и книг. Лучи эти словно бы пытались угнаться за магией и временем…

Особенно это было заметно на берегу моря, что омывало город. Оранжевое солнце висело над морской гладью, постепенно опускаясь все ниже и ниже, словно погружаясь на самое дно.

Очередная приливная волна накатила на берег, стерла мокрые следы на песке и вынесла с собой несколько причудливых ракушек, наглым образом лишившихся своих обитателей. Платз, прогуливающийся по вечернему берегу, оставил еще несколько следов на мокром песке, после чего подобрал самую необычную ракушку, которая, скорее всего, раньше принадлежала довольно крупному жителю глубин.

«Как бы мэр» поднял ее перед собой и улыбнулся. Он тоже задумался о том, что все было бы намного проще, если бы магия могла заменить собой материю. Плтаз сунул дар моря в карман и направился в сторону города, а солнечные лучи отразились от его золотого костюма, словно предложив заглянуть в гости еще раз. Очередная приливная волна смыла оставшиеся отпечатки подошв, и о присутствии Платза не осталось и следа.

А оранжевые лучики, пробиваясь через кучи парящих чаек, летели в город и отражались во множестве окон, зеркал и фонарей, свет которых скоро должен был заступить на ночную смену.

Один солнечный луч упал на газетный столик тети Хаи и потерялся в лабиринте из целых трех чайных кружек, сахарницы и чайника. Другой же луч, более ловкий, проскочил прямиком через кольцо дыма, плавно поднимающееся вверх, и улетел дальше.

Тетя Хая вновь затянулось и выпустила еще несколько густых и увесистых колечек.

— Я рада, что ты наконец-то выбрался из своей берлоги, — улыбнулась старуха.

— Берлоги? Берлоги?! — Фуст выглядел раздраженным. Его внутренние демоны, которых он, как и большинство людей, держал на цепи, зазвенели своими кандалами. — К тому же, да будет тебе известно, я часто бываю у Бурта…

— Только тогда, когда я очень сильно настаиваю. ОЧЕНЬ, — проскрипел работодатель Инфиона и сделал глоток чаю, подмигнув Хае.

— Я пришел только из-за того, что мы будем говорить о нем. Покинуть лабораторию на ночь — это преступление! Алхимик…

— Мы знаем! — хором ответили Хая и Буртсон.

На долю секунды наступила тишина.

— А ему, надо сказать, везет, — затянулась Хая. — Такой шанс мог и не выпасть.

— Чертов везунчик! — создатель Философского Камня нахмурил брови, и бородавки на его голове тоже нахмурились. — Повези мне так хоть раз…

— А тебе разве не везло? — фарфоровая чашка Бурта совершила мягкую посадку на блюдечко. — Разве нет?

— Ты о Философском Камне?! Это не везение — а годы упорных трудов! ГОДЫ!

Внутренние демоны Фуста начали дергать цепи еще сильнее.

— Ну-ну… — очередное кольцо дыма взлетело вверх.

Создатель Философского камня, в отличие от многих людей, морил своих внутренних демонов голодом, чтобы иногда они, разъяренные и голодные, срывались со своих оков. И вот час настал.