Значит, имя все-таки было названо. Но это никак не снимает подозрений с соседки: а вдруг она целиком выдумала эту историю, чтобы позлить Петра и спровоцировать ссору между ним и Кариной? Без всякой причины, без далеко идущей цели, просто так, из вредности и глупости.
Внезапно его осенило.
– Раз вы так хорошо разбираетесь в одежде и можете на глаз все определить, то, возможно, заметили, какие у того парня были кроссовки?
– Само собой, – хмыкнула соседка. – Кроссы китайские, подделка под «Найк», дешевка, им красная цена рублей шестьсот, хотя в магазинах, конечно, дерут дороже.
– А джинсы?
– Джинсы нормальные, аутентичные, но старые. Такую модель лет десять назад носили.
– Может, сумка какая-то была? Борсетка, рюкзак?
– Рюкзак был, – кивнула она. – Черный, небольшой, тоже копеечный.
Похоже, вредная бабка все-таки не врала. Если бы она надумала возбудить в Петре неугасимую ревность, то непременно расписала бы в красках, как богато выглядел поклонник Карины, какая дорогая на нем одежда, вся фирменная, из последней коллекции. Еще и про шикарную машину наплела бы, сто пудов.
Дома Карина начала разогревать какую-то полуфабрикатную еду, но аппетита у Петра не было совсем. Он молча сидел за столом на кухне, смотрел на девушку и пытался разобраться с хаосом в голове.
Кто же все-таки врет? Карина или бабка-курильщица?
Микроволновка запищала, через несколько секунд на столе появились две тарелки с непонятного происхождения котлетами и капустным салатом. Карина взялась за приборы, начала есть, и Петр, глядя на нее, вдруг поймал себя на странном ощущении: как будто напротив него сидят две разные девушки. По очереди. То одна, то другая. Одна – давно знакомая, теплая, родная. Вторая – чужая, о которой он совсем ничего не знает и которая живет своей отдельной жизнью, куда не впускает Петра.
Стало отчаянно больно. Он поморгал, наваждение исчезло, но осадок остался.
– Почему ты не ешь? – спросила Карина. – Невкусно?
– Не знаю, не пробовал. Не хочется пока.
– Зря. Котлеты на вид ужасные, но на вкус очень даже ничего. И салатик достойный.
В ее голосе сквозил не холодок – настоящий лед. Конечно, она обиделась. А кто не обиделся бы? Мало того что не поверил ее словам, так еще и проверять затеялся, поперся к соседке выяснять, что да как. Сопоставлял показания, сыщик хренов.
Он так и сидел над тарелкой, не притрагиваясь к еде. Карина молча доела, свою тарелку вымыла, порцию Петра убрала в холодильник.
– Я варю кофе, – невыразительным тоном проговорила она. – Ты будешь?
– Буду.
Он набрал в грудь побольше воздуха.
– Прости меня. Я ревнивый дурак. Но я действительно не понимаю, как так могло выйти, что ты ни с кем не знакомилась, а про тебя кто-то собирает информацию и знает твое имя, знает, что ты по вечерам выходишь на пробежку и даже в каком костюме ты бегаешь. Кариша, ну не молчи, помоги мне!
– Чем помочь?
Голос ее по-прежнему невыразителен, но чуть-чуть потеплел. Совсем капельку.
– Придумай историю: как так могло выйти? Ты же мастерица в этом деле.
– А чем я, по-твоему, занималась, пока ела? Именно этим.
– И?
Петр с надеждой посмотрел на нее.
– Ничего.
– Совсем-совсем ничего?
– Ну… – Уголки ее губ дрогнули, словно девушка собралась улыбнуться, но в последний момент передумала. – Из обычного, жизненного – ничего. Не складывается картинка.
– А из нежизненного?
Карина поставила перед ним чашку с кофе, из своей чашки отпила сразу, даже не присев за стол.
– Из нежизненного остается только твоя работа. Это, конечно, такое себе… книжно-киношное, но других вариантов я не вижу.
Петра будто под дых ударили. Он вспомнил, как собирал материал для книги о деле Сокольникова. Здесь же, в Москве. И как к нему в кафе подсел незнакомый мужчина. И как потом наезжали на Каменскую, стараясь ее запугать.
А ведь говорят, что снаряд не падает дважды в одну воронку. Выходит, врут?
– Прости меня, пожалуйста, – тихо сказал он и потянулся за телефоном.
Юрий Губанов
Кто ж мог знать, что грянут такие морозы! В позапрошлом, 1978 году, 31 декабря в Москве термометры показывали минус 40 градусов, да при северном ветре. Казалось бы, такая погодная аномалия должна случаться редко, и уж в следующем-то году этого точно не случится. Однако ж на рубеже 1979–1980 годов мягкой зимы тоже не случилось. Праздника, проведенного на дежурстве, Юре было не жалко, но вот трескучий мороз заставил помучиться, особенно при выездах на уличные происшествия. До Нового года холода вкупе с сезонной эпидемией гриппа тоже изрядно подпортили жизнь, сотрудники сваливались с тяжелыми бронхитами и пневмониями, нагрузка на тех, кто оставался в строю, увеличивалась с каждым днем. Одним словом, жизнь в предновогодние недели работникам милиции медом не казалась.