Дебютная постановка. Том 2

Через несколько минут он стоял перед самой обычной дверью, из-за которой доносились звуки рояля и нежный высокий женский голос, выпевающий затейливые рулады. Мелодию, которую вел голос, Юра узнал сразу, арию Царицы Ночи из «Волшебной флейты» Моцарта он слышал много раз, сидя на занятиях в вокальном отделении. А вот то, что играли на рояле, звучало почему-то совершенно иначе. Вроде и так же, но по-другому. «Как будто звуков больше, что ли», – недоуменно подумал он.

Ему было назначено на два часа. Сейчас без пяти. Постучать и войти? Или подождать? Приложил ухо к двери, прислушался. Было интересно. Певица остановилась прямо посреди недопетой фразы, прозвучало что-то вроде: «Не там дыхание взяла… Давайте еще раз». Пауза. Рояль. Снова голос, с самого начала арии.

Юра терпеливо ждал. Уже две минуты третьего, но не входить же посреди исполнения. Сейчас певица допоет – и он тихонько постучит в дверь.

Голос стих, отзвучал последний аккорд, и тут же послышался другой голос, пониже, произнесший несколько быстрых слов. Губанов уже поднял руку, чтобы постучать, как вдруг дверь открылась сама, и в коридор вышел мальчик лет десяти с задумчивым лицом. «Это он, что ли, пел?» – с изумлением подумал Юра.

Мальчик уставился на него серьезными темными глазами.

– Вы к маме? – спросил он.

– Я… не знаю, – признался Юра. – Я к Татьяне Васильевне.

Мальчик удовлетворенно кивнул:

– Значит, к маме. Она сказала, что в два часа должен прийти дяденька по фамилии Губанов. Это вы?

– Я.

– Мама специально меня послала сказать, чтобы вы не стеснялись и заходили. Потому что если вы будете ждать, пока они закончат, то все равно не дождетесь. Она сказала, что если вы опоздаете, то они будут заниматься до вашего прихода. Занятие по расписанию до двух часов, но они всегда задерживаются, если никто не выгоняет. Пошли.

Мальчик толкнул дверь, приглашая Юру войти в класс. У рояля стояла невысокая кругленькая женщина «серьезного» возраста, прямое свободное платье чуть ниже колена делало ее фигуру похожей на прямоугольник, из которого торчали ноги. «Как на карикатуре», – подумал Губанов. За роялем сидела другая женщина, рыжеволосая, с озорными ямочками на щеках и веселыми глазами.

– Вы Юра? – спросила она. – Проходите, мы закончили.

Кругленькая собрала ноты, разложенные на крышке рояля, о чем-то вполголоса переговорила с рыжеволосой и ушла. Мальчик молча уселся за обыкновенный канцелярский стол в углу комнаты и склонился над нотной тетрадью.

– Спасибо, что согласились уделить мне время, Татьяна Васильевна, – вежливо начал Юрий. – Я понимаю, что вы очень заняты.

Дорошина небрежно взмахнула рукой:

– Да бросьте вы! Мы все заняты, так что ж теперь, не общаться ни с кем? И вы тоже наверняка не скучаете без работы. Вы ведь в милиции служите, я правильно поняла?

– Да, в уголовном розыске.

– Надо же, вы ведь совсем молоденький, а уже в уголовном розыске… Никогда не понимала, как это можно: позволять таким молодым мальчикам сажать людей в тюрьму. Вы же еще ничего не понимаете про жизнь, а берете на себя смелость распоряжаться человеческими судьбами.

– Мы не сажаем, – улыбнулся Юра, – мы – уголовный розыск, мы только ищем тех, кто напакостил, а сажают следователи и судьи.

Татьяна Васильевна осуждающе вздохнула, стала серьезной.

– И кого вы ищете теперь? Почему среди нас, музыкантов? Кто из нас напакостил?

«Правильно я сделал с самого начала, что наврал про доклад по старому делу, – мелькнуло в голове у Юры. – Если дать понять, что я пытаюсь найти преступника в их среде, они на дыбы встанут и порвут меня в клочья! Никто не захочет со мной разговаривать, будут стоять горой друг за друга. Они же все небожители, практически святые, служители высокого искусства, и как я, мальчишка, посмел… И все в таком роде».

Пришлось в который уже раз изложить сказку про белого бычка в рамках служебной подготовки и про «непонятные места в протоколах».

– Ах, вот вы о чем! – Дорошина закатила подведенные глаза. – Да, была такая история, Нателла Давидовна рассказывала, но без подробностей. Баритон предъявил ей претензии, что она плохо подготовила его к партии, не согласовала изменения с другим концертмейстером, который готовил тенора…

В этом месте Юра понял, что нужно остановиться. Всего одна фраза, да и та не закончена, – а у него уже голова пошла кругом.

– Татьяна Васильевна, – взмолился он, – а можно с самого начала? Проявите милосердие к профану.

В это время сын Дорошиной встал из-за стола, подошел к роялю, взял двумя руками аккорды, вслушался, потом взял еще раз, кивнул и так же молча вернулся к своему занятию.

– Тебе самому-то нравится, как звучит? – спросила Татьяна Васильевна, обернувшись к устроившемуся в углу сыну.

– По-моему, нормально, – ответил мальчик, не поднимая головы.

– А по-моему, соль-диез мешает. Попробуй убрать, получится мягче.

Юра ожидал, что паренек снова подойдет к роялю, но он только поднял голову и уставился в потолок. Потом пробормотал:

– Угу, мягче. Спасибо, мамуль.

Губанов ошеломленно наблюдал за разыгравшейся сценой.

– А что делает ваш сын? – тихонько спросил он.